Логан
Специалист
Репутация:
(42)
Офлайн
Сообщений: 435
Мир пропадает без рыцарей
|
|
« : 24.04.2007, 12:38:17 » |
|
У меня появилась мысль, что прежде чем спорить о классиках, необходимо определить, что же такое классическая литература. Ведь порой мы по-разному понимаем предмет спора. Одни считают, что классическая литература – это образец, на который следует равняться современным писателям, другие рассматривают классику в сугубо историческом аспекте, подразумевая под понятием «классическая литература» произведения писателей прошлого. Бессмысленно, на мой взгляд, спорить о том, что имеет для каждого из нас совершенно разное значение. Но ведь существует некоторый общий знаменатель. Таким образом, предлагаю для начала ознакомиться с двумя любопытными статьями, которые я недавно обнаружил на просторах Интернета. Первая
Лев Пирогов Откуда берутся классики Зайца можно научить курить, а человека – писать. Получается выдувать дым – вот и молодец. «Хорошая проза». Когда-то говорили – «произведение». Потом стали говорить – «текст». Теперь – «проза». Произведение – это поступок. Текст – вещь. Проза – способ. Что такое «русская классическая литература»? На первый взгляд – историческое, нормативно-оценочное понятие. Сумма произведений, созданных в определенное время и максимально высоко оцененных читателями. Но почему в корпус русской классики не вошли, например, горячо любимые современниками повести Бестужева-Марлинского или романы Арцыбашева? Почему никогда не станут классиками русской литературы Сорокин или Пелевин? Потому что русская классика – понятие не оценочное. И даже не историческое. Русская классическая литература – это жанр. Ну вот например: Алексей Толстой, автор «Аэлиты», к жанру фантастической литературы отношение имеет, а Лев Толстой – нет. Это не хорошо и не плохо. В жанре классической литературы автор «Хождения по мукам» тоже оставил след – хотя это отнюдь не уравняло его с «настоящим» Толстым. У русской классической литературы, как у любого жанра, есть свои необходимые признаки. Если мы обнаруживаем их в конкретном произведении, значит, оно является классикой – нравится это нам или нет. И наоборот, если мы не обнаруживаем этих признаков в произведении сколь угодно талантливом, масштабном или прославленном – русской классикой оно никогда не станет. Вот эти признаки. Эпоха описывается в ее историческом становлении. Психологический рисунок личности определяется ее социальными обстоятельствами, а не индивидуальной экзотикой или философской модой. Обстоятельства опознаются как типические. Конфликт сопряжен с решением общезначимой нравственной задачи. Пафос тяготеет к трагическому – конфликт разрешается ценой существенных для героя потерь. Изображаемое важнее изображения. Отношение автора к героям основывается на трех китах. Уважение. Любовь. Сострадание. В авторском отношении к изображаемой действительности не должны преобладать сентиментальность, ирония, презрение, вызов, растерянность, любопытство, усталое равнодушие, элегическая отстраненность, брезгливость, брюзгливость, самодовольство, восторженность, злоба или юмористическое добродушие. (Это полный перечень современных «авторских масок» – или я что-то забыл?) Писатель не может находиться «выше», «ниже» или «в стороне» от героя. Любое неравенство превращает их отношения в игру, а классик всегда серьезен. Так серьезен человек, осознающий свою ответственность и не стремящийся ее избегнуть. Есть люди, которые живут – как работают. А есть другие, для которых жизнь – созерцание. Или праздник. Или сплошная мука. Все эти люди могут писать по-русски. Но первые становятся классиками. Все остальные – нет. Русская классическая литература существует не для удовольствия, а для опыта. Это бытовое, социальное, историческое, психологическое, философское и нравственное исследование. Интегральное исчисление. Художественная форма здесь – интеграл. Важно «как» – если важно «что». А если пища не прибавляет сил – вкус значения не имеет. Вторая
О КЛАССИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ Шен Бекасов Книга, лежащая перед глазами читателя, представляет собою от начала до конца, в целом и в частностях, - каковы бы ни были отклонения, исключения и отдельные срывы, - путь от зла к добру, от неправого к справедливому, от лжи к истине, от ночи к дню, от вожделений к совести, от тлена к жизни, от зверских инстинктов к понятию долга, от ада к небесам, от небытия к богу. Исходная точка - материя, конечный пункт - душа. В начале чудовище, в конце - ангел. Виктор Гюго. "Отверженные Недавно прочитал роман Виктора Гюго "Отверженные". В наше время, пожалуй, уже пора пояснять, что такое "Отверженные" Гюго, ибо, кроме смутных школьных воспоминаний про смелого мальчика Гавроша на революционных парижских баррикадах, что-либо более конкретное припомнить сложно. Кстати, говорю это без тени сарказма или снисходительности, так как это как раз про меня. Так что для таких, как я, поясняю: роман "Отверженные" (1862) великого французского писателя и общественного деятеля Виктора Мари Гюго (1802-1885) - это эпохальное художественно-философское произведение страниц этак на тысячу, которое повествует о жизни Франции первой половины XIX века через описание судеб нескольких главных персонажей. Если кому-то еще интересно, о чем этот роман, то даю ориентир по ключевым словам: "социальная несправедливость", "парижская жизнь", "французские революции", "Наполеон Бонапарт", "империя и монархия", "народ и нищета", "нравственность и буржуазия" и т.д. Впрочем, о своей книге лучше сказал сам автор, и его слова я вынес в эпиграф. Сразу предупреждаю, я не литературный критик. Я вообще не критик. Я не умею рассуждать об "экзистенциальности авторского мировоззрения", "девиациях в конструкции сюжета" и "языковых феноменах". И читаю вообще-то немного. И то - в основном газеты, а чтобы очень серьезные книги - так вообще редко. Но после героического преодоления тысячестраничных "Отверженных" захотелось кое о чем вскользь заметить. Пару раз в год я принуждаю себя прочитать что-нибудь из классики. Понятие классики, разумеется, растяжимое. Для меня лично классика с детства ассоциируется с книжным шкафом в родительской квартире. Там стройными рядами стоят книги в серьезных переплетах, все сплошь толстые и солидные, и от них веет, знаете, таким особым пыльно-картонным запахом. Именно с этих полок ко мне в свое время пришли Булгаков, Толстой, Достоевский, Грин (и Александр, и Грэм), Сименон (те его произведения, что не про Мегрэ), Пикуль, Сэлинджер, Айтматов... Хотя я всегда брал очередную книгу из того книжного шкафа с чувством какого-то опасения, я теперь убедился, что эти писатели на самом деле меня почти никогда не разочаровывали. Там, как правило, находился и хороший сюжет, и яркие персонажи, и идея - интересная либо своей оригинальностью, либо своей вечной актуальностью. Читалось простому человеку очень даже ничего и бывало даже, что взахлеб. Читалось так, как от замшелой и насаждаемой в школе классики вовсе и не ожидалось. Может быть, кто-нибудь задавал себе вопрос: почему вдруг возникло такое разделение литературы - классика, которую читать как бы надо, если ты интеллигент, и некое современное чтиво, которую читать как бы хочется, если только не боишься прослыть обывателем, поглощающим массовую жвачку? Я прекрасно осознаю, что для очень многих такого разделения вообще не существует: одним тяжко от того, что вообще что-то в этой жизни приходится читать, а другие мнят себя продвинутыми читателями и чванливо делят литературу исключительно по своему вкусу на хорошую и плохую. Но в массе обычных более или менее образованных людей, не гнушающихся телевидения и киноблокбастеров, могущих поржать над комедийным сериалом и с удовольствием посмотреть какие-нибудь там "Секретные материалы", находящих внятный смысл далеко не во всех фильмах Тарковского и Бергмана, - среди таких обычных потребителей культуры, к которым отношусь и я, существует что-то вроде комплекса неполноценности в отношении неприступного и таинственного массива под названием "Классическая литература". Этот комплекс усугубляется тем, что хорошо разрекламированные новинки книжного рынка проглатываются этими же читателями просто на "ура". Например: - Я на днях закончил перечитывать "Идиота" Достоевского... - О-о-о! Ну, ты даешь, старик! Что это ты вдруг? Но в то же время: - Вот только вчера дочитал последнюю книжку Акунина про Фандорина... - О-о-о! Старик, ты среди нас ее, пожалуй, последним осилил... Если и заводится сейчас разговор о литературе, то уж наверняка про последний хит Бориса Акунина или Виктора Пелевина, про новинки от Марининой, Донцовой или Татьяны Толстой, а может, и про последнюю сагу о Гарри Поттере... Дискуссия о персонажах Толстого, Достоевского и иже с ними, судя по всему, была завершена для нас еще в школьных стенах на ненавистных уроках по литературе. Для чтения классики нужно созерцательное настроение, а оно в наше время - роскошь. В нашем современном мире с каждым днем нарастает неудержимая лавина технологических соблазнов. Называемая "книгой" стопка бумажных листов, стиснутых в обложке, постепенно проигрывает конкуренцию прочим носителям информации - веб-сайтам, ТВ, FM-радио и проч. Для того чтобы завоевать внимание, книга теперь должна быть яркой по форме и захватывающей по содержанию. Иными словами, книга должна быть отрекламированной, привлекающей к себе внимание и по возможности короткой. Жизнь сейчас стремительна, и перелистывать талмуды времени нет. Тексты сейчас перерождаются в графические презентации (по аналогии вытеснения текстового DOS разрисованным Windows), собрания сочинений - в дайджесты, монографии - в тезисы... Да даже вот эта самая "ворчалка" явно длинновата для интернета и многими не будет дочитана до конца... Вот и спрашивается: разве классическая литература может отвечать требованиям сегодняшнего ритма культурной жизни и ее кричащему многообразию? Большинство (если будет честным и не будет прикидываться интеллигенцией) ответит "нет" и будет по-своему право, и правота эта берет свои корни еще со школьной скамьи. То, как в средней школе преподают литературу, - это по сути компрометация классической литературы. Годами наработана и оставляет мало простора для фантазии учительская система оценок персонажей, значимости тех или иных произведений, а темы задаваемых школьных сочинений столь банальны и академичны, что только усиливают ощущение архаичности и ненужности литературы в повседневной жизни. Литература, будучи предметом не прикладным напрямую и, даже скажем, духовным, очень уязвима для всех недостатков системы образования. Тинэйджеры (при прочих равных условиях) задвинут подальше именно литературу, потому что в идеале она требует откровенной эмоциональной реакции на прочитанное, а какой нормальный подросток в самый расцвет "трудного переходного возраста" позволит себе "раскрывать душу" перед учителем и одноклассниками? Вот никто и не будет распинаться, боясь быть осмеянным, да и сочинения напишут по шаблонам, которых, к тому же, сейчас в интернете пруд пруди. С этим смутным и не до конца осознанным отторжением классики мы и живем дальше. Как вы не любили овсянку за то, что вас ею пичкали, так вы и не любите классическую литературу, которую вам приходилось читать по школьной программе. А вот если кормили бы нас тогда (да хорошо бы кормили - до тошноты, до зубовного скрежета, до полного "омцырения") детективами, фантастикой да любовными романами, да еще заставляли бы писать сочинения-рефераты... Вот было бы забавно теперь наблюдать, как в метро народ хватает с лотков и жадно "проглатывает" красочные покетбуки из серии "Горячие бестселлеры классической литературы" - Достоевского, Фолкнера или того же Гюго - да еще с какими-нибудь вызывающими иллюстрациями... Раскольников с окровавленным топором... Н-да. Чем не триллер? Что и говорить - классическая литература плохо вписывается в нашу сегодняшнюю жизнь. "Все это было давно и неправда." Дескать, люди другие, эмоции непонятные, взгляды иные... Не то чтобы мы сейчас живем только будничным сегодня или фантастическим завтра, ведь вполне готовы читать того же Акунина, но суть как раз в том, что Акунин - это взгляд нашего современника на прошлое, а классика - взгляд человека из прошлого на тогдашнюю современность. Язык другой, стиль непривычный, манера изложения иная... Акунин в своей дебютной книжке об Эрасте Фандорине ("Азазель") еще "соблюдал" язык тогдашней литературы, и в этом был свой шарм и изюминка - наш современник, оказывается, умеет писать совсем как авторы XIX века! А попадись вам "Азазель" на неприметной полке районной библиотеки "Русская классическая литература" да не знай вы, что Б. Акунин - это модный и хорошо раскрученный сейчас писатель и драматург Григорий Чхартишвили, так бросили бы читать "Азазеля" после первой же главы, так как даже детектив, написанный языком позапрошлого века, требует от читателя определенной целеустремленности. И не зря, ох не зря, Акунин в последующих своих книгах "фандоринской" серии принялся неуклонно переходить на современный стиль изложения, ибо "старообрядческие" литературные забавы хороши только в меру и к месту. Я и сам "преодолевал" классика Гюго по причине "устаревшего" стиля и непривычной манеры изложения (в чем, может быть, отчасти вина перевода с французского языка, но, увы, я французским не владею). Если конкретнее, мое удовольствие от прочтения "Отверженных" было омрачено двумя аспектами, которые, возможно, со всей очевидностью демонстрируют, в чем пропасть между писателем XIX века и читателем века XXI. Во-первых, Гюго при появлении нового персонажа немедленно дает его моральную характеристику, причем столь четкую и однозначную, что сразу становится понятно, положителен этот герой или отрицателен. В дальнейшем его мотивы и действия в той или иной ситуации, за редким исключением, становятся предсказуемыми; я же лично всегда ценил предоставляемую читателю возможность самостоятельно оценивать героя по его поступкам, тем более что у меня больше сочувствия вызывают неоднозначные персонажи, более близкие простым людям, которым тяжело дается благородство и гораздо проще - человеческие слабости. Вероятно, хочется читать про героя, на месте которого легко представить самого себя... Во-вторых, немалую долю той тысячи страниц "Отверженных", что пришлось осилить, составляют исторические экскурсы, философские отступления, личные реминисценции автора и прочая, прямо скажем, публицистика, уводящая читателя прочь непосредственно от сюжета. Например, когда по ходу захватывающих событий Жану Вальжану с раненым Мариусом на плечах приходится спуститься под землю в городскую канализацию, Гюго прерывается и со знанием дела излагает историю "парижской клоаки" в течение нескольких глав. Все это довольно познавательно и даже интересно, но я еле сдерживал себя, чтобы не пролистать вперед для скорейшего выяснения дальнейшей судьбы двух главных героев. Я уже давно обратил внимание: таковы издержки эпохальных художественно-философских произведений (в качестве аналогии мне сразу в голову приходит "Война и мир" Льва Николаевича Толстого) - то, что придает книге историческую либо философскую ценность, как правило, наносит ущерб ценности чисто художественной. Гюго, впрочем, в "Отверженных" удалось более или менее гармонично совместить беллетристику и публицистику, но, читая классику, надо быть готовым, что автор использует художественное произведение для декларации своих политэкономических убеждений или философских воззрений. Оно и понятно: у тогдашних писателей было немного возможностей двигать в народ свою публицистику. Это я сейчас могу фонтанировать своими "ворчалками" по любому вопросу и даже сделать отдельный веб-сайт про парижскую канализацию, но что оставалось делать Гюго, которому тема городских нечистот оказалась столь близка? Правильно, отправить главных героев "Отверженных" в сточные трубы и попутно ненавязчиво рассказывать читателю на протяжении всего-навсего шести глав, как зародилась канализация, как она засорялась, гнила, изучалась смелыми первопроходцами и какое светлое будущее ждет экономику Франции, если все экскременты направить на сельскохозяйственные удобрения... (Между прочим, смеяться не надо - история отчасти подтвердила его правоту.) Как вы, надеюсь, поняли, я не сторонник проповедей "Все - на чтение классики!". Я скорее агитировал бы вообще за чтение литературы, причем в самых разнообразных ее проявлениях, потому что чтение - это хороший и увлекательный способ перевода мозга из суетного ритма всепроникающего шоу-бизнеса в режим созерцательности, осмысления и тренировки воображения. Что же касается чтения именно классики, то, на мой взгляд, это делать все-таки нужно, поначалу даже заставляя себя, как это делаю я. Могу даже сказать, что после прочтения какого-нибудь признанного классического шедевра чувствуешь некий прилив удовлетворения и гордости - словно от завершения большой и важной работы. И что самое интересное - внезапно осознаешь, что эту книгу тебе стоит перечитать лет этак через двадцать, чтобы сравнить мысли и ощущения. Насчет мыслей и ощущений не сомневайтесь, хорошее классическое произведение всегда заставляет кое-что переосмыслить и перечувствовать - даже если вы сначала этого и не замечаете... Итого: 1. Классику читать тяжело, потому что авторы писали не для нас, а для своих современников. 2. Классику читать тяжело, потому что в сегодняшнем темпе жизни почти нет места созерцательности, необходимой для понимания авторов прошлого. 3. Но классику читать нужно, потому что существуют вечные ценности, природа которых зародилась в прошлом. Вы вдруг обнаружите, что вся хорошая современная беллетристика - это та же классика, изложенная современным языком и с использованием современного антуража. 4. Классику читать нужно, потому что она может преподнести вам сюрприз как требовательному читателю. Плохая классическая литература до наших дней - по законам естественного отбора - попросту не дожила, в то время как среди современного чтива дерьма попадется много. Что? Вы спрашиваете, имею ли я в виду собственное творчество? Ладно-ладно, история нас рассудит...
|