Распространение религиозных идей стало особенно интенсивным с конца 80-х гг. Писатели, поэты, историки, философы (Ч. Айтматов, Д. Лихачев, Д. Самойлов, А. Гулыга, Б. Можаев, Н. Амосов, Т. Зульфикаров и др.) превозносили религиозные ценности. Солидные периодические издания — от "Литературной газеты" и "Советской культуры" до "Правды" охотно предоставляли свои страницы представителям духовенства, заискивая перед ними. Вводились рубрики типа "Скрижали", "Духовная жизнь", "Вечные истины". Соответственно атеизм рисовался несовместимым с понятием культуры, нравственности, порядочности. Марк Захаров уже в 1988 г. в "Правде" благодарил тех "в высшем партийном руководстве, кто одолел атеистическое мракобесие". Для обличения атеизма использовались не опубликованные в советское время сочинения известных авторов. Так, в "Литературной газете" (декабрь 1990 г.) появились фрагменты из дневника Б. Шергина, где он называл "еретиков и безбожников" с их тезисом "человека создал Бога по своему образу и подобию" — "безносыми сифилитиками" и "блевней". "Сей смердящий гроб — безбожие — сатана припрятал себе под задницу", — с удовлетворением печатала слова Шергина советская газета. После 1991 г. линия на демонизацию и дьяволизацию атеизма шла по нарастающей. Распространялись измышления типа "дьявол внушил Ленину острую зависть к церкви" (3. Крахмальникова); Ярославский — "комиссар дьявола" (А. Нежный); "богоборческая советская власть" — результат козней дьявола (митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн). Целью этих измышлений было формирование неприязни к атеизму, атеистам, в конечном счете, к социализму. В рекламируемой в те времена книге Д. Панина "Теория густот" (1993) читаем: безбожник "проявляет наклонности ко лжи, к злобе, воровству и предательству". В переизданной в 1992 г. книге (издана в Софии в 1939 г.) архиеп. Серафим (Соболев) предлагал предусмотреть "в будущем государственном законодательстве закон, сурово — вплоть до смертной казни карающий пропаганду атеистических воззрений". А в 1994 г. переизданы письма Феофана Затворника (70-е гг. XIX века), в одном из которых содержалось требование "неверие объявить государственным преступлением", "материалистические воззрения запретить под смертной казнью", при этом автор предисловия к книге пишет, что сочинения этого церковного деятеля "содержат необходимые для любого человека духовные уроки и глубокие назидания".

Но какова же была роль большевиков, коммунистической партии в этом процессе? В своей практической и теоретической деятельности они опирались на принципы марксистского подхода к религии, в частности изложенные в работах В. И.Ленина "Социализм и религия" (1905): "Об отношении рабочей партии к религии" (1909), "О значении воинствующего материализма" (1922). Напомню основные идеи этих работ, хотя, конечно, они требуют более основательного изложения. Ленин исходит из положения: наша программа построена на научном, а именно материалистическом, мировоззрении. Поэтому, разъясняя ее, мы должны показать исторические и экономические корни религии, ее социальные корни. Марксизм никогда не выдвигал борьбу с религией на первое место; главное для нас — устранить ее социальные корни, объединенно, сознательно бороться против господства капитала во всех формах. Выпячивание же религиозного вопроса на первое место приведет к разжиганию религиозной вражды, будет дробить пролетарские силы. Политике дробления надо противопоставить спокойную, выдержанную и терпеливую проповедь пролетарской солидарности и научного миросозерцания. Вместе с тем, наша программа включает и пропаганду атеизма. Итак, по Ленину, борьба с религией — не война, в ходе которой применяются средства насилия. Нельзя объявлять войну религии, — Ленин ссылается на Ф. Энгельса, считавшего, что это лучший способ затруднить действительное отмирание религии; провозглашение войны с религией есть анархическая фраза, авантюра. Вместе с тем, Ленин не случайно в заголовке одной из названных статей вводит понятие воинствующего материализма, которое никак не связано с разрушением храмов и преследованиями верующих, но немыслимо без атеизма, без использования в пропаганде, в просвещении трудящихся достижений мировой культуры, прежде всего науки и философии. Нужно издавать сочинения материалистов и атеистов прошлых времен, западных ученых религиоведов, философов-диалектиков, пусть даже идеалистов типа Гегеля; пропагандировать естественнонаучные и гуманитарные знания и т.д. Но прежде всего трудящихся просветит их собственная борьба за утверждение нового строя. Эти идеи и стремились реализовать коммунисты, руководившие атеистической работой после революции.

Стихийному процессу отхода части населения от религии соответствовала и способствовала социальная и культурная политика новой власти, настроенная на подавление сопротивления бывших господствующих слоев, в том числе церковных иерархов, а также на воспитание свободного человека труда, проникнутого чувством собственного достоинства, ответственности, коллективизма, интернационализма, способного решать задачу преобразования общества в духе социальной справедливости. Новая власть не мыслила освобождение большинства населения России без борьбы с религией, хотя последней нередко придавалось несоразмерно большое значение. И если протестантизм отбросил более чем тысячелетнюю традицию католической богословско-схоластической мысли, то идеологи социализма признали неплодотворной всю религиозную традицию, независимо от формы религии. В качестве альтернативы религии были провозглашены материалистическое мировоззрение, наука во всем ее многообразии, "знание всех тех богатств, которые выработало человечество" (Ленин). Существенным элементом материалистического мировоззрения признавался марксистский атеизм, при этом подчеркивалась его неразрывная связь с традициями вольнодумной культуры всех стран и народов.

Антирелигиозное свободомыслие в послеоктябрьский период — процесс весьма противоречивый и неоднозначный. Можно выделить в нем несколько линий: антиклерикализм, стихийный атеизм, вульгарный атеизм, нередко соприкасающийся с нигилизмом, теоретический атеизм, под которым понималось по существу марксистское религиоведение, антирелигиозная пропаганда, общекультурная просветительская деятельность. Особенность антирелигиозного движения 20-30-х годов — его теснейшая связь с политикой нового государства и компартии, включение как теоретического атеизма, так и антирелигиозной пропаганды в рамки идеи строительства социализма и классовой борьбы. Антирелигиозная политика осуществлялась рядом очень разных по характеру, по широте мышления, уровню интеллекта и образованности партийных деятелей. Наиболее образованными проводниками атеизма были А. В. Луначарский, А. Т. Лукачевский, И. И. Скворцов- Степанов, В. Д. Бонч-Бруевич, Е. М. Ярославский и др.

В первые годы после революции (1917-1923) не было руководящего центра атеистической работы, не было опыта, целенаправленности в работе. На первых порах это была не столько атеистическая работа, сколько антиклерикальная агитация, обусловленная контрреволюционной деятельностью церкви. В 1920 г. антирелигиозную пропаганду решили сосредоточить в Главполитпросвете под руководством Н. К. Крупской. Было организовано 19 тысяч изб-читален, клубов. При этом не скрывался антиклерикальный характер пропаганды. Журнал "Революция и церковь" (1919) ставил целью популяризировать идеи отделения церкви от государства и бороться с воинствующим клерикализмом.

Постепенно, под нажимом снизу, организовалось общество "Друзья газеты "Безбожник", преобразовавшееся в 1925 г. в "Союз безбожников" во главе с Ем. Ярославским (с 1929 г. — "Союз воинствующих безбожников" (СВБ). С этих пор антирелигиозное движение стало принимать организованные формы.

Борьба с религией ставилась в теснейшую связь с коренными преобразованиями во всех областях жизни. Безбожник рассматривался не просто как человек, отвергающий религию. На страницах атеистических изданий, во множестве появившихся в 20 годы, формировался определенный образ "воинствующего безбожника": это человек, который властно вторгается в жизнь, овладевает знаниями, помогает другим, ведет борьбу против сохранившихся "сил старого мира". Его заботой является, как писал ученый-религиовед и одновременно организатор атеистической работы Н. М. Маторин, — "неграмотного Обучить грамоте, нуждающемуся помочь устроить кредит или достать подсобную работу, помочь товарищу в беде", а вместо "плетки божьего гнева поставить сознательную товарищескую связь, взаимопомощь, тесное идейное Общение", борьбу с алкоголизмом.

20-е годы, в отличие от 30-х, насыщены не только организованной сверху, но и самодеятельной, идущей внизу, многообразной антирелигиозной деятельностью, (далеко не всегда плодотворной). Распространенные в те времена формы борьбы с религией, такие, как антирелигиозные митинги, демонстрации, карнавалы, шествия с карикатурами на богов и духовенство, антирелигиозные дни, недели, комсомольское рождество, комсомольская пасха и т.д., видимо, не достигали желанной цели — скорейшего преодоления религиозных предрассудков. Кстати, В. И. Ленин не одобрял подобных радикальных методов борьбы с религией. В письме Молотову он обращает внимание на то, что в печати опубликован циркуляр ЦК насчет 1 мая, и там сказано: "разоблачать ложь религии". Ленин пишет: "Это нельзя. Это нетактично. Именно по случаю пасхи надо рекомендовать иное: не разоблачать ложь, а избегать, безусловно, всякого оскорбления религии". Атеисты дискутировали со служителями культа, читали лекции с демонстрацией опытов, разоблачающих религиозные "чудеса". Создавались новые праздники и обряды, призванные вытеснить религиозные ритуалы, ставились антирелигиозные спектакли. Нередко уровень этих мероприятий был низок: в дело борьбы с религией были втянуты во многом необразованные люди, имевшие скудные представления не только о достижениях мировой и отечественной культуры, но и о религии. Многие интеллектуалы, которые могли бы содействовать приумножению и распространению всемирного культурного опыта, оказались не у дел: часть их не привлекалась к этому ввиду приверженности религиозным взглядам, часть уехала за рубеж, и лишь немногие из них смогли внести вклад в науку о религии и атеизме. Выходцы же из рабочего класса и крестьянства, вставшие в ряды новой интеллигенции, отрицательно относясь к дореволюционной культуре как культуре дворянско-буржуазной элиты, не имели возможности в столь короткий исторический срок в полной мере овладеть научными навыками, категориальным аппаратом, атеистическими традициями. Из всех форм общественного сознания в этот период на первый план выдвинулась политика; мораль, искусство, философия и даже наука соотносились во многих случаях с потребностями политики. Это способствовало упрощенному восприятию проблем культуры в целом, несмотря на усилия новой власти по преодолению неграмотности населения и включению его в сферу всемирной культуры.

В 20-е годы началось массовое закрытие церквей и монастырей. Одной из причин этого было отделение церкви от государства: оно теперь не субсидировало церковь, содержать ее должны были сами прихожане. Верующие далеко не всегда были готовы тратить собственные деньги на содержание священников и храмов. Во многих местах (особенно в сельской местности) церковные здания не воспринимались как памятники архитектуры, — в качестве таковых ими не очень дорожили, используя их не только в качестве помещений для школ, изб-читален, музеев, клубов, но и в качестве колхозных складов, общежитии и даже тюрем. В процессе антирелигиозной деятельности нередко оскорблялись чувства верующих, чему способствовала практика некоторых атеистических изданий, например, иллюстрированных изданий "Безбожник у станка" и "Вавилонская башня", где в примитивной, издевательской форме изображались персонажи различных религий и раздавались призывы к сожжению религиозных книг и икон.

Вместе с тем, в государственных и партийных документах содержались требования относиться с уважением к религиозным чувствам, не разрушать памятники культуры. Нарком просвещения Луначарский в работе "Почему мы охраняем церковные ценности" (1926) писал, что революция "развертывала и слепые разрушительные силы", но "среди волн разбушевавшегося народа, часто совершенно невежественного и голодного, выпрямившего спину с чувством неугасимой мести, ... среди всего этого хаоса мы сумели сохранить наши музеи,... сохранить с минимальными потерями все огромное архитектурное, скульптурное, живописное, художественно-промышленное достояние прошлого". Надо сказать, что в 30-е годы многие церковные здания (в том числе храм Христа-Спасителя) были снесены не столько по идеологическим, сколько по архитектурным соображениям.

Среда просвещенных атеистов не была однородной по уровню теоретической грамотности и по выбору средств и методов атеистической пропаганды, что отражало социальную неоднородность общества. В 20-е годы шла полемика (в основном на страницах журнала "Антирелигиозник") между вульгаризированным, экстремистским, и научным подходами к религии. Экстремистский, авантюристический подход к религии был выражением мелкобуржуазной психологии. Его основная задача усматривалась в "зорком наблюдении за врагами — попами и сектантами", в повсеместном закрытии церквей и мечетей. Известный в те годы атеист Ф. Путинцев заметил по поводу экстремистски настроенного Галактионова, "исследовавшего глубину чрева богородицы и причину ее девственности с классовой точки зрения" и требовавшего закрытия церквей: "Ни один провокатор- белогвардеец другого не посоветовал бы Галактионову, как закрыть в течение девяти месяцев все церкви и мечети". Галактионов в статье "По-большевистски развернем борьбу с религией" (1930) обвинил Центральный Совет СВБ в непонимании классовой роли религии, в стремлении соблюдать "осторожность, осторожность, осторожность без конца" и выступил против Ярославского, который считал, что можно пропагандировать материалистическое, научное, мировоззрение и без подчеркивания классовой роли религии.

Второе направление, проводившее в целом государственно-партийную линию, считало неприемлемыми методы насильственного характера в атеистической работе, призывало к терпимости по отношению к верующим трудящимся. Надо отметить, что с первых же дней Советской власти ВКП (б) ориентировала государственную политику в отношении религии, церкви и верующих на обеспечение полной свободы совести. Марксистская партия не может принуждать верующих отказываться от своих религиозных убеждений, она должна обеспечить верующим право решать самим вопрос о своем отношении к религии, о выборе вероисповедания. Нужно было полностью исключить принуждение граждан со стороны религиозных организаций или представителей духовенства, а также использование религии в целях восстановления прежних антинародных порядков. Вместе с тем, в целях освобождения сознания от власти религии партия ставила задачу культурного просвещения масс, широкого распространения научных знаний, в том числе знаний философского плана. В Программе XVIII съезда ВКП(б) (1939) одним из важных условий преодоления религиозных предрассудков называлась организация самой широкой научно-просветительской и антирелигиозной пропаганды. Здесь же обращено внимание на недопустимость оскорбления чувств верующих: это лишь укрепляет религиозный фанатизм. Не должно быть ни тени насилия в вопросе о чувствах верующих. "Лица, посягающие на свободу веры и богослужения для граждан всех вероисповеданий, должны быть подвергнуты строгому наказанию". Вопрос об отношении к верующим ставился и на XII, и на XIII съездах; говорилось о том, что издевательство над предметами веры и культа вместо серьезного анализа и объяснения затрудняют освобождение масс от религиозных предрассудков, и что оскорбление религиозных чувств верующих недопустимо. Когда при нападках на политику партии по отношению к религии напоминаешь об этом, иногда говорят: высшее руководство ВКП (б) хитрило, издавая постановления, дружественные и гуманные по отношению к верующим трудящимся, а на деле оно негласно поощряло религиозные погромы, которые нередко, впрочем, имели место. Дело в том, что в огромной крестьянской (мелкобуржуазной) стране неимоверно трудно было посредством циркуляров справиться с разгулом анархистских, нигилистических, агрессивных по отношению к "проклятому прошлому" настроений, к тому же усиленных четырехлетней империалистической и трех-четырехлетней гражданской войнами. Эти настроения не были чужды и многим партийным и государственным руководителям среднего и низового уровней, тем более что часть из них была несведущей в марксистской теории религии, а то и вообще неграмотной. Что же касается самих партийных постановлений, то они были обязательны для исполнения всеми коммунистами. Именно в этом направлении осуществлялась деятельность Центрального совета Союза воинствующих безбожников (ЦС СВБ).

"Пропаганда против религии не должна носить ни малейшего характера насилия", — писал Луначарский еще в 1919г. И в 1931 г. Ярославский подчеркивал, что "нужно терпеливо разъяснять, нужна упорная и настоящая работа, а не простой административный наскок — давай закроем церковь, давай упрячем, давай упечем и т. д. Из этого ничего не выйдет". И если для экстремистского направления в атеизме было характерно постоянное употребление слов "разрушение", уничтожение", то для второго, научного, было характерно использование, скорее, таких слов, как "кропотливая просветительская работа", "выработка научных представлений о мире и обществе", хотя и здесь не исключались слова "борьба", "фронт". Безбожник, писал Маторин, "должен смотреть на себя прежде всего как на солдата культурного фронта". В этом направлении действовала, например, редакция теоретического журнала "Атеист". В аннотации "религиозно-исторического и культурно-исторического" раздела журнала сообщалось, что здесь публикуются "статьи по вопросам истории религии и культуры, как в нашем, т. е., материалистическом освещении, так и в освещении чуждых нам, но дающих обширный фактический материал, исследований, особенно иностранных, поскольку этот материал может быть использован в интересах воинствующего атеизма". Издательства "Атеист" и "Прибой" выпустили в свет огромное количество переводной религиоведческой литературы, в том числе работы Древса, Тайлора, Фрезэра, М. Вебера, Фрейда и других. По поводу Фрейда исследователь проблемы соотношения религии, атеизма и естествознания Г. Гурев писал: "важно то, что он смело выступает в защиту науки, против религии". Впервые в истории России были изданы произведения многих вольнодумцев и атеистов прошлого, — и мощный пласт мировой вольнодумной культуры стал одной из основ духовного просвещения населения страны, постепенно вытесняя религиозные предрассудки.

Любопытно, что среди людей, занимавшихся атеистическим просвещением, было немало тех, кто подчеркивал критический, антиавторитарный характер как атеизма, как и социализма в целом. Полемизируя с Н. А. Бердяевым, призывавшим к "иерархизации жизни", А. В. Луначарский в статье "Дальше идти некуда" (1924) подчеркивал, что научный социализм несовместим "с принципами авторитета и иерархии", которым противостоит "свободное трудовое братство всех людей и всех народов". В журналах "Атеист" и "Антирелигиозник" велись дискуссии среди религиоведов и пропагандистов атеизма, и часто довольно острые. "Антирелигиозное мышление должно быть критическим", "научное знание совершенно несовместимо с догматизмом", — провозглашалось в "Антирелигиознике" в 1930 г., а двумя годами раньше на страницах того же издания ставился вопрос о воспитании такого человека, "у которого не было бы совершенно авторитарного мышления" (А. Т. Лукачевский). Мы не изживем религиозного мышления, если будем постоянно повторять, что бога нет, — писал один из авторов журнала, — мы должны преодолевать не только религиозный, но и всякий тип авторитарного мышления. В связи с этим почитание Иисуса Христа иногда рассматривалось как недопустимый в условиях свободного социального творчества культ личности. "Культ личности всегда является признаком отживающей эпохи, отживающего класса" (1928).

Творческая атмосфера 20-х годов способствовала успешной деятельности советских религиоведов.

Конкретный исторический и современный материал по религии осмысливался по-новому. Уже в 1918 г. Луначарский прочитал шесть лекций "Введение в историю религий". Уровень этих лекций достаточно высок: слушатели основательно знакомились с религиоведческой, исторической, этнографической мыслью, главным образом, западной, но примененной к новым российским условиям. В 1921 г. вышла по существу первая марксистская книга по истории религии — "Очерк развития религиозных верований" И. Скворцова- Степанова, которую высоко оценил Ленин, предложивший автору написать еще "томик по истории религии и против всякой религии... с обзором материалов по истории атеизма и по связи церкви с буржуазией". В 20-30-е годы советские религиоведы, осваивая достижения западной науки, успешно разрабатывали проблемы первобытных верований (В. К. Никольский, Д. К. Зеленин, Н. М. Маторин), иудаизма (А. Б. Ранович, М. И. Шахнович), буддизма (Х. Б. Хануков, Г. Цыбиков), ислама (В. В. Бартольд, И. Ю. Крачковский, Л. И. Климович), проблемы происхождения и сущности христианства, его основных направлений и сектантства (Н. М. Никольский, В. Д. Бонч-Бруевич, В. С. Рожицын, С. А. Жебелев), философах аспектов происхождения религии, ее социальных и гносеологических корней, в том числе в условиях формирующегося социализма. Разработкой проблем истории свободомыслия и атеизма занимались И. П. Вороницын, А. Т. Лукачевский, В. С. Рожицын, И. К. Луппол, И. А. Крывелев и другие.

Был ли коллапсом для духовного развития масс период 20-х годов, когда, образно говоря, заменили Библию Манифестом коммунистической партии? Во-первых, в коем случае нельзя преувеличивать места антирелигиозной пропаганды, мероприятий, направленных против религии, в общем потоке культурных событий, культурный потенциал революционных преобразований отнюдь не сводился к атеистической пропаганде. Если взять, например, популярный молодежный журнал тех лет "Юный пролетарий", то там мы найдем очень и очень мало антирелигиозных материалов, но главным образом, имеющие отношение к культуре, спорту, военному делу, научным открытиям и т.д. Во-вторых, идущее "снизу" стремление к овладению мировой культурой было серьезно воспринято новой властью, которая сделала культурную политику одним из главных направлений своей деятельности. В результате культурной революции 20-х годов (совершенно не похожей на китайскую "культурную революцию") страна стала поголовно грамотной, следовательно, ее население получило возможность (к сожалению, не всегда реализованную в силу разных, в том числе субъективных причин) приобщиться к мировой культуре. И в этом великое достоинство власти трудящихся.

Но следует сказать и о том, что одной из ошибок руководства атеистическим воспитанием была идеализация народных масс, переоценка способности значительной части населения к быстрому и адекватному восприятию научных идей. Это влекло за собой чрезмерную интенсификацию атеистической работы, которая на практике часто проводилась слабо подготовленными теоретически пропагандистами. Отсюда, с одной стороны, возникало недоверие верующих к носителям и распространителям атеистических идей, с другой — разочарование многих деятелей антирелигиозного движения результатами своей самоотверженной работы, что сказалось в постепенном угасании атеистического энтузиазма в 30-е годы. Уже в начале 30-х писали, что много членов СВБ числятся только на бумаге, не выполняя никаких обязанностей. В передовой статье "Антирелигиозника" № 4 за 1940 г. отмечается, что в ряде областей в течение года издается всего по несколько атеистических заметок, их качество неудовлетворительно; редки статьи по истории религии и атеизма, отстаёт научно- исследовательская антирелигиозная работа. Любопытно, что "Антирелигиозный учебник", изданный в том же году, начинается со слов: "Непрерывно растущий интерес к антирелигиозной пропаганде все острее ставит вопрос о подготовке пропагандистов-антирелигиозников". Здесь немало сведений по проблемам естественных и общественных наук, по истории религии, которой в целом дается негативная оценка с классовых позиций. Осуждается эксплуататорская сущность православия, однако, переход славян в христианство оценивается как "несомненно, прогрессивное явление для того времени": церковь способствовала отмиранию пережитков родового строя, сближению славянских народов с другими народами, развитию культуры, а "крещение помогло усилить государственную организацию". Но в этом учебнике история атеизма от древности до XX в. занимает всего около двадцати страниц (из 460-ти), при этом разделу "Материализм и атеизм в России" посвящено 23 строчки. Возможно, угасание атеистического движения было связано с некоторым ослаблением социальной инициативы значительной части населения страны, с ощущением надвигающейся войны, а также с тем, что оно перестало стимулироваться партийными и государственными органами. Незадолго до начала войны атеистическая деятельность еще сохранялась, все больше устремляясь к критике католицизма и сектанства. Постепенно происходил поворот к религиозной традиции, что усугубилось в связи с кровопролитной войной 1941-1945 гг. Атеистическая работа возобновилась со второй половины 50-х годов, но это уже особая история.

Для себя же мы можем сделать вывод: ничто из тех подлинно духовных ценностей, которые были выработаны трудящимися нашей страны в первые послеоктябрьские десятилетия, не должно быть отброшено современными коммунистами. А издержки были в любом прогрессивном начинании.

Х. Ш. Улина