| Мутная вода патриотической идеологии на рубеже веков перекочевала со страниц маргинальных оппозиционных изданий в руководящие головы Администрации президента и на экраны общенациональных телеканалов. Думские фракции соревнуются между собой в патриотизме и бросают друг другу обвинения в предательстве национальных интересов. Патриотизм нефтегазовых корпораций и силовых органов, патриотизм скинхэдов и полковника Буданова – все это стало фоновым рисунком политических игр российских политиков, идеологическим мейнстримом.И вот теперь, когда патриотическая идеология нашла себе новых богатых хозяев в лице крупного капитала и бюрократического аппарата буржуазной России, левая оппозиция всеми силами стремится сохранить длившийся с начала 90-х противоестественный альянс патриотизма и социализма. Она готова перещеголять в патриотизме самые ура-патриотические фракции буржуазии, жалуясь при этом, что буржуазные патриоты украли у них лозунги и, как назло, тем они гораздо больше к лицу. Этот чудесный момент свести счеты с патриотической идеологией, раз и навсегда проведя между собой и ею четкую классовую грань, левое движение тратит на слезливое и тягостное расставание с патриотизмом и доходящие до неприличия попытки сохранить хотя бы часть патриотического наследства. Как правило, этой частью оказывается настолько ветхий и ненужный хлам, который не годится даже самым правым группировкам «национального» капитала, но почему-то считается пригодным для использования лидерами коммунистических партий.Тем не менее, развод коммунизма и патриотизма назрел и даже перезрел. Он с необходимостью вытекает не только из почти двухвековой истории освободительной борьбы рабочего класса, но и из самой логики классовой борьбы в странах бывшего СССР последних пятнадцати лет. Необходимость этого развода не только теоретически доказана марксистами прошлого, в том числе Марксом, Энгельсом, Лениным, но и пробивает себе дорогу несознательно, стихийно, в переходе части актива левого движения России (особенно молодежи) от национал-патриотических лозунгов «традиционных» левых партий к поддержке так называемой «либеральной» буржуазии в ее псевдооппозиционных выступлениях. И, в условиях дефицита четкой марксистской линии, это может стать опасной реакцией на разочарование в патриотизме не только в коммунистических массах, но и среди части вождей.Поскольку развод социализма и патриотизма запоздал, сегодня уже недопустимы какие-либо уступки патриотической идеологии даже в частных вопросах. Такие уступки приводят представителей нашего движения к переходу на позиции правящего класса практически по всем вопросам внешней и внутренней политики. Сегодня, при почти полном отсутствии действительно левой политической практики и организованных выступлений рабочего класса, мы можем лишь показать, как сводили свои счеты с патриотизмом классики революционной теории, а также какие тяжелые поражения терпел рабочий класс, когда позволял своим руководителям даже легкий флирт с патриотизмом. Но и этого вполне достаточно. Классики и жулики Карл Маркс и Фридрих Энгельс: «Рабочие не имеют отечества» Слова «Манифеста Коммунистической партии» Маркса и Энгельса: «Рабочие не имеют отечества» не часто вспоминают сегодня на партийных собраниях и левых митингах. Маркс и Энгельс, написавшие это, выглядят пугалом в глазах обывателя, на электоральные предпочтения которого по большей части ориентируется сегодняшняя левая оппозиция. Однако именно эти слова показывают, что Маркс и Энгельс в вопросах исторического развития человечества полтора столетья назад стояли на голову выше сегодняшних патриотических мудрецов. И дело здесь вот в чем.Действительное политическое значение патриотизм приобрел с началом капиталистического этапа развития человеческого рода. Класс капиталистов, вылупившись из городских ремесленников и торговцев, застал Европу разделенной на лоскутки феодальных вотчин, сцепленных сложными хитросплетениями вассально-сеньориальных зависимостей, большинство населения было «прикреплено» к земле и находилось почти в полном распоряжении владельца этой земли – феодала. Почва для дальнейшего развития капитализма, которому нужна вольнонаемная рабочая сила и возможно более широкий и не разделенный феодальными перегородками рынок, была непригодной.Дабы расчистить почву для капиталистического развития, и с тех пор, как буржуазия нашла в себе силы освободить свою идеологию от неизбежной в Средневековье религиозной оболочки, она приняла на вооружение знамя патриотизма и отечества. Именно так было удобнее формировать национальный рынок и освобождать общество от феодальных пут и отношений сословной иерархии, представляя всех его членов как равноправных граждан одной нации. Пока революционной была буржуазия, революционной была и ее идеология – патриотизм. Но, буржуазия не может не создавать собственного антипода – лишенного собственности вольнонаемного работника-пролетария. Не успев справиться с одним своим врагом – феодальной аристократией, буржуазия, уже почувствовала за своей спиной тяжелое дыхание врага гораздо более опасного – рабочего класса. Прокатившаяся по Европе волна революций 1848 года окончательно расставила все точки над «i», показав, что буржуазия везде встала на реакционные позиции и согласилась и далее терпеть над собой аристократическую надстройку, лишь бы защититься от угрозы «красной», рабочей революции, угрожающей всем классам, чье господство основано на частной собственности. С тех пор революционности буржуазии в ведущих странах Европейского континента приходит конец. Соответственно, для этих стран приходит конец и революционному патриотизму.В этот момент, а именно в феврале 1848 года, в Лондоне появляется на свет «Манифест Коммунистической партии», в котором набирающая силу рабочая составляющая европейского революционного движения приобрела свою теоретическую форму.Здесь Маркс и Энгельс в общих чертах обрисовывают то отношение к патриотизму и отечеству, которое станет общим для научного социализма: «коммунистов упрекают, будто они хотят отменить отечество, национальность.Рабочие не имеют отечества. У них нельзя отнять то, чего у них нет…Национальная обособленность и противоположности народов все более и более исчезают уже с развитием буржуазии, со свободой торговли, всемирным рынком, с единообразием промышленного производства и соответствующих ему условий жизни.Господство пролетариата еще более ускорит их исчезновение»[1], – пишут классики.Обычно, эту глубокую мысль понимают упрощенно. Мол, у пролетариев нет отечества, потому, что они ничем не владеют, бедны, не могут влиять на дела государства. Это и так, и не так. Чуть раньше, в работе «Немецкая идеология» Маркс и Энгельс писали:«Крупная промышленность создала повсюду в общем одинаковые отношения между классами общества и тем самым уничтожила особенности отдельных национальностей. И наконец, в то время как буржуазия каждой нации еще сохраняет свои особые национальные интересы, крупная промышленность создала класс, которому во всех нациях присущи одни и те же интересы и у которого уже уничтожена национальная обособленность, — класс, который действительно оторвался от всего старого мира и вместе с тем противостоит ему»[2].Таким образом, у пролетариата нет отечества не только потому, что он ничем не владеет в этом отечестве, но и потому, что его интересы не тождественны и даже прямо противоположны интересам всех отдельных отечеств. Поэтому, ни приобретение пролетариатом политических прав, ни лучшее материальное положение в том или ином отечестве не делают пролетариат патриотическим классом.Если страна победившего пролетариата – например, Советский Союз, – и становилась отечеством всех рабочих, то только потому, что полностью отказывалась от своих «национальных интересов», делая своим национальным интересом интерес борьбы всех пролетариев всех стран. И как только руководители Советского Союза начали отходить от этого принципа, пролетарии других стран переставали воспринимать СССР как свое отечество, что вело не только к серьезным внешним, но и внутренним последствиям, гибельным для социализма.Позднесоветские руководители, превратившие свою международную политику в «искусство возможного», отказываясь от бескомпромиссной борьбы с империализмом и поддержки революции в других странах, больше думали о своих «национальных интересах». Они не понимали, что только развитие и наиболее широкий размах мировой революции может позволить укрепиться социализму в СССР и других социалистических странах, и что задержка, «застой» в развитии мировой революции неминуемо приведет к откату назад и той или иной форме реставрации внутри СССР. Так, собственно, и произошло. Ведь, по своей сущности, СССР строился и мог существовать только как государство интернациональное, отечество мирового пролетариата, само экономическое положение которого исключает всякую национальную узость, которому тесно в прокрустовом ложе национального государства.Национальное государство является колыбелью развития пролетариата лишь по необходимости, оно достается ему в наследство от буржуазии. Поэтому Маркс и Энгельс пишут далее в «Манифесте»:«Так как пролетариат должен прежде всего завоевать политическое господство, подняться до положения национального класса (в английском издании 1888 года: «ведущего класса нации» - В.Ш.), конституироваться как нация, он сам пока еще национален, хотя совсем не в том смысле, как понимает это буржуазия»[3].Борьба пролетариата за власть происходит в рамках национального государства, тем не менее, в этой борьбе пролетариат, если хочет победить, руководствуется не национальным, а тем общим для всех наций классовым интересом, объективно вытекающим из его положения в системе общественного производства. Этот общий интерес все более проявляется в революционную эпоху – в окопных братаниях братьев по классу, международной солидарности профсоюзов, интернациональном единстве рабочих партий. И наоборот, в эпоху реакции наружу выступает все косное и реакционное, что остается в рабочем классе как печать буржуазного общества, его породившего: шовинизм, национализм, патриотизм.В.И.Ленин: «Соединение патриотизма и коммунизма – роковая ошибка» Парижская Коммуна была первым рабочим правительством в мировой истории. Пролетарские массы Парижа взяли на 70 дней власть в городе в свои руки и показали практическим действием не только свою способность к управлению и организации производства, упорно отрицаемую идеологами имущих классов и сегодня, но и приоткрыли дверцу в новый мир, в царство свободы, которую позже, рабочим России, Китая, Кореи, Кубы, Восточной Европы удалось открыть чуть шире.Спустя почти сорок лет после поражения парижских коммунаров, Ленин, анализируя их ошибки, приходит к тому же, что и Маркс, выводу о несовместимости социализма и патриотизма и о губительности такого совмещения для пролетарского движения: «Восставший против старого режима пролетариат взял на себя две задачи – общенациональную и классовую: освобождение Франции от нашествия Германии и социалистическое освобождение рабочих от капитализма. В таком соединении двух задач – оригинальнейшая черта Коммуны», – пишет Ленин.«Буржуазия составила тогда «правительство национальной обороны», и за общенациональную независимость пролетариат должен был бороться под ее руководством. На самом деле это было правительство «народной измены», назначение свое видевшее в борьбе с парижским пролетариатом. Но пролетариат не замечал этого, ослепленный патриотическими иллюзиями. Патриотическая идея ведет свое происхождение еще от Великой Французской революции XVIII века; она подчинила себе умы социалистов Коммуны, и Бланки, например, несомненный революционер и горячий сторонник социализма, для своей газеты не нашел более подходящего названия, как буржуазный вопль: «Отечество в опасности!».В соединении противоречивых задач – патриотизма и социализма – была роковая ошибка французских социалистов».Ленин вовсе не советует революционерам взять на себя функции патриотов при непатриотическом буржуазном правительстве, что с переменным успехом делала КПРФ на протяжении 90-х годов. Наоборот, Ленин видит в четком разграничении патриотизма и социализма важнейшую задачу социалистов, а в том, что тогдашние французские революционеры с этим не справились, усматривает их роковую ошибку. Сегодня, когда большинство левых такую задачу для себя даже не ставит, а наоборот, рассуждает о некоем «левом» или «народном», а то и коммунистическом патриотизме, это уже не ошибка, это сознательное подчинение угнетенных классов совершенно чуждым для них целям.Как патриоты обрабатывают ЛенинаСвою классическую работу «Государство и революция» Ленин начинает со слов, что неплохо было бы показать, что в действительности писали Маркс и Энгельс о государстве, поскольку социал-демократические толкователи уже успели разобрать по цитатам работы классиков, придавая им самый невинный и безопасный для буржуазного общества вид.«Угнетающие классы, – пишет Ленин, – при жизни великих революционеров платили им постоянными преследованиями, встречали их учение самой дикой злобой, самой бешеной ненавистью, самым бесшабашным походом лжи и клеветы. После их смерти делаются попытки превратить их в безвредные иконы, так сказать, канонизировать их, предоставить известную славу их имени для «утешения» угнетенных классов и для одурачения их, выхолащивая содержание революционного учения, притупляя его революционное острие, опошляя его»[4].По злой иронии истории механизм выхолащивания содержания революционного учения был применен к Ленину в гораздо более широких масштабах, чем даже к Марксу и Энгельсу. Кроме того, что Ленин был объявлен автором горбачевско-дэнсяопиновского «рыночного социализма», он, как пишет главная газета КПРФ «Советская Россия», еще оказался и «великим патриотом». «Патриотизм – одно из наиболее глубоких чувств, закрепленных веками и тысячелетиями обособленных отечеств»[5], – эти слова Ленина из статьи «Ценные признания Питирима Сорокина» в качестве доказательства патриотизма лидера большевиков годами путешествуют по страницам патриотических газет.Но и тут патриоты не могут обойтись без жульничества. Обрывая ленинские слова, они скрывают от читателей истинное отношение Ленина к патриотизму. Тем не менее, это отношение черным по белому пропечатано на той же страничке Полного собрания сочинений. Продолжим цитировать Ленина ровно с того места, где патриоты обрывают мысль великого революционера:«К числу особенно больших, можно сказать, исключительных трудностей нашей пролетарской революции принадлежало то обстоятельство, что ей пришлось пройти полосу самого резкого расхождения с патриотизмом, полосу Брестского мира. Горечь, озлобление, бешеное негодование, вызванные этим миром, понятны, и само собою разумеется, что мы, марксисты, могли ждать только от сознательного авангарда пролетариата понимания той истины, что мы приносим и должны принести величайшие национальные жертвы ради высшего интереса всемирной пролетарской революции»[6].Ленин пишет: то, что патриотизм – это одно из наиболее глубоких чувств, составляло как раз великую трудность для революции. А долг революционеров состоял в том, чтобы принести в жертву национальные интересы ради высшего интереса мировой революции. Конечно, патриоты ни тогда, ни сегодня не понимали этого. Большевики представляются им жуткими людьми, бросающими Великую Державу в топку мировой революции, отдающими громадные территории врагу. И их невозможно убедить в правильности такого шага, поскольку они исходят из идеологической иллюзии «национальных интересов», которые и тогда были, и остаются сегодня псевдонимом интересов буржуазии, и ничем другим.Брестский мир вызвал неприятие и злобу не только буржуазных слоев. Мелкобуржуазная партия левых эсеров, ослепленная патриотизмом, пошла на разрыв правящего блока с большевиками и попыталась поднять мятеж против большевистского правительства («мелкая буржуазия, по ее экономическому положению, более патриотична и по сравнению с буржуазией и по сравнению с пролетариатом»[7] – раскрывает корень патриотических настроений «социалистов-революционеров» Ленин). Даже в партии большевиков, авангарде рабочего класса, очень влиятельные лидеры, такие как Бухарин, а отчасти даже Троцкий, не могли в 1918 году полностью принять антипатриотической ленинской позиции. Приводим еще слова Ленина:«Большую роль... сыграло то, что наша революция боролась с патриотизмом. Нам пришлось в эпоху Брестского мира идти против патриотизма. Мы говорили: если ты социалист, так ты должен все свои патриотические чувства принести в жертву во имя международной революции». Действительно большие трудности для дела революции представляет глубокое чувство патриотизма, воспитанное веками разделенных отечеств. Кстати, даже обрезанная патриотами цитата Ленина ровным счетом ничего не говорит в пользу патриотизма. Если чувство глубокое – вовсе не значит, что это «хорошо». Не менее глубоким является и религиозное чувство, а в странах Африки капитализм до сих пор не смог еще окончательно победить глубокое чувство веры в духи умерших предков и колдовство. Другая любимая патриотами статья Ленина называется «О национальной гордости великороссов». Сама статья обладает таким гигантским антипатриотическим зарядом, что ее предпочитают даже не цитировать, а просто, рассчитывая на неосведомленность аудитории, заявляют: «Ну писал же Ленин о национальной гордости великороссов». Писал. Так он и об империализме писал и о самодержавии, хотя являлся их принципиальным противником.Почитаем Ленина в подлиннике, до патриотической кастрации:«Как много говорят, толкуют, кричат теперь о национальности, об отечестве! Либеральные и радикальные министры Англии, бездна “передовых” публицистов Франции (оказавшихся вполне согласными с публицистами реакции), тьма казенных, кадетских и прогрессивных (вплоть до некоторых народнических и “марксистских”) писак России — все на тысячи ладов воспевают свободу и независимость “родины”, величие принципа национальной самостоятельности. Нельзя разобрать, где здесь кончается продажный хвалитель палача Николая Романова или истязателей негров и обитателей Индии, где начинается дюжинный мещанин, по тупоумию или по бесхарактерности плывущий “по течению”. Да и неважно разбирать это. Перед нами очень широкое и очень глубокое идейное течение, корни которого весьма прочно связаны с интересами господ помещиков и капиталистов великодержавных наций. На пропаганду выгодных этим классам идей затрачиваются десятки и сотни миллионов в год: мельница немалая, берущая воду отовсюду, начиная от убежденного шовиниста Меньшикова и кончая шовинистами по оппортунизму или по бесхарактерности, Плехановым и Масловым, Рубановичем и Смирновым, Кропоткиным и Бурцевым»[8].Отметим только одно: для Ленина не важно, является ли патриот буржуазного отечества продажным писакой или «добросовестно» заблуждающимся в силу узости кругозора оппортунистом. Это, выражаясь юридическим языком, объективное вменение вполне допустимо, так как добросовестное заблуждение, как показывает пример ряда социал-демократов времен Первой мировой войны, бывает даже более опасным, чем прямая продажность, которую массам раскусить куда легче. «Чуждо ли нам, великорусским сознательным пролетариям, чувство национальной гордости? – спрашивает далее Ленин, – Конечно, нет! Мы любим свой язык и свою родину»[9].Хочется поставить точку, правда? Пролетариям не чуждо чувство национальной гордости – и у «левых» патриотов сошлись все концы с концами: Ленин – великий патриот. Но настоящий, некастрированный Ленин ставит запятую и продолжает:«мы больше всего работаем над тем, чтобы ее трудящиеся массы (т. е. 9/10 ее населения) поднять до сознательной жизни демократов и социалистов. Нам больнее всего видеть и чувствовать, каким насилиям, гнету и издевательствам подвергают нашу прекрасную родину царские палачи, дворяне и капиталисты. Мы гордимся тем, что эти насилия вызывали отпор из нашей среды, из среды великорусов, что эта среда выдвинула Радищева, декабристов, революционеров-разночинцев 70-х годов, что великорусский рабочий класс создал в 1905 году могучую революционную партию масс, что великорусский мужик начал в то же время становиться демократом, начал свергать попа и помещика.Мы помним, как полвека тому назад великорусский демократ Чернышевский, отдавая свою жизнь делу революции, сказал: “жалкая нация, нация рабов, сверху донизу — все рабы”. Откровенные и прикровенные рабы-великороссы (рабы по отношению к царской монархии) не любят вспоминать об этих словах. А, по-нашему, это были слова настоящей любви к родине, любви, тоскующей вследствие отсутствия революционности в массах великорусского населения. Тогда ее не было. Теперь ее мало, но она уже есть. Мы полны чувства национальной гордости, ибо великорусская нация тоже создала революционный класс, тоже доказала, что она способна дать человечеству великие образцы борьбы за свободу и за социализм, а не только великие погромы, ряды виселиц, застенки, великие голодовки и великое раболепство перед попами, царями, помещиками и капиталистами.Мы полны чувства национальной гордости, и именно поэтому мы особенно ненавидим свое рабское прошлое (когда помещики дворяне вели на войну мужиков, чтобы душить свободу Венгрии, Польши, Персии, Китая) и свое рабское настоящее, когда те же помещики, споспешествуемые капиталистами, ведут нас на войну, чтобы душить Польшу и Украину, чтобы давить демократическое движение в Персии и в Китае, чтобы усилить позорящую наше великорусское национальное достоинство шайку Романовых, Бобринских, Пуришкевичей»[10].Таким образом, по Ленину, предметом национальной гордости русских революционеров является то, что в России появился класс, способный присоединиться к международной армии пролетарской революции, появилась революционная партия, способная ради интересов этой революции пойти в разрез с «национальными» интересами, вплоть до пожелания поражения «своему» отечеству в мировой войне. Этот «патриотизм» не имеет ничего общего с патриотическими восхищениями Петром I, Александром Суворовым и т.д. Наоборот, «национальная гордость» русских революционеров заключается, по Ленину, в том, «мы особенно ненавидим свое рабское прошлое», в том, чтобы без обиняков бросать своей нации в глаза слова правды: «жалкая нация, нация рабов, сверху донизу — все рабы». Сравните слова Ленина с сегодняшними стенаниями патриотических писателей о «самом непокорном в мире народе». Нет, сегодня надо говорить, что нация, принимающая ельцинско-путинский авторитаризм, позволяющая себя угнетать «национальному» и транснациональному капиталу, представляет собой жалкое зрелище. К ней сегодня в полной мере применимы слова Чернышевского, а вовсе не слова Сталина, выпившего в 1945 году за русский народ.Сегодня наша нация не может принять на свой счет не только слова Сталина, но и слова Ленина о национальной гордости великороссов. Ведь сегодня у великороссов нет ни «могучей революционной партии масс», ни даже серьезного отпора насилиям капиталистов.Не менее жестко говорит Ленин и о «судьбах страны», с болью за которые до сих пор носятся полки патриотической интеллигенции.«Пролетариат не может относиться безразлично и равнодушно к политическим, социальным и культурным условиям своей борьбы, следовательно, ему не могут быть безразличны и судьбы его страны. Но судьбы страны его интересуют лишь постольку, поскольку это касается его классовой борьбы, а не в силу какого-то буржуазного, совершенно неприличного в устах с.-д. “патриотизма”»[11]. Именно этим неприличным патриотизмом накормили до отвала и продолжают кормить массы гигантское большинство левых политиков бывшего СССР. У них не хватает смелости по-ленински поставить в центр внимания классовую борьбу, оставив иллюзии «общенациональных интересов» тем, кому они по праву принадлежат – крупным и мелким буржуа. И уж никакой патриот не примет ленинского вывода об исторической судьбе наций при социализме:«Целью социализма является не только уничтожение раздробленности человечества на мелкие государства и всякой обособленности наций, не только сближение наций, но и слияние их»[12].«Патриот» СталинПри Сталине национал-патриоты лили слезы по «Великой России» в парижских кафе или работали на японскую разведку в Харбине, надеясь вернуть хоть кусочек «старых добрых времен» с прогулками вокруг прудов, поездками на воды и прочими вишневыми садами.Сегодня историческим продолжателям дела этой публики в союзе с иностранным капиталом удалось вернуть «ветхого Адама» на «законное место». Только по началу «Адам» получился какой-то такой непатриотичный, американский и западнический. А российский капитал сам хочет грабить российских трудящихся. И в этом «благородном» деле пытается призвать себе в союзники не только древнерусских князей и царей с императорами, но и Сталина.Идеологическое препарирование Сталина с целью найти в его внутренностях «национальную печенку» не прекращается с самой реставрации капитализма в нашей стране. Те самые угнетатели, в борьбе против которых прошла вся жизнь Сталина, теперь пытаются повесить его на свои знамена.Посмотрим, каким же патриотом был Сталин на самом деле?К вопросу о национализме и патриотизме Сталин впервые обращается в период после поражения революции 1905-07 годов. Тогда царскому правительству удалось погасить революционные выступления на Кавказе, где работал Сталин, террором, а также разжигая национальную рознь, в основном, против армян. Сталин пишет целый ряд листовок, призывающих трудящихся не поддаваться на националистические провокации, в защиту интернационализма. В 1912 году Сталин продолжает свои занятия и садится за написание знаменитой работы «Марксизм и национальный вопрос», которая стала основным теоретическим документом большевизма по национальному вопросу. Между прочим, именно Сталин в своей работе вскрыл рыночные корни патриотической и националистической идеологии.«Рынок – первая школа, где буржуазия учится национализму». «Сбыть свои товары и выйти победителем в конкуренции с буржуазией иной национальности – такова ее [буржуазии] цель. Отсюда ее желание – обеспечить себе «свой», «родной» рынок»[13], – пишет Сталин. Здесь, в экономике – корни всяческого национализма-патриотизма-шовинизма, говорит Сталин, а «родные березки» и «бескрайние просторы» – это лишь оболочка, которой прикрывают зависть и злобу торгаша на рынке. Рабочим разных национальностей нечего делить. Враг у них общий – капитализм, беды тоже общие – эксплуатация, бедность, безработица, бесправие.Бывает так, что пролетариат поддается националистическому угару и поддерживает националистические лозунги, говорит Сталин. «Станет ли пролетариат под знамя буржуазного национализма – это зависит от степени развития классовых противоречий, от сознательности и организованности пролетариата. У пролетариата есть свое собственное испытанное знамя, ему незачем становится под знамя буржуазии»[14]. «Нация», «держава», «отечество» – все эти слова дорого обходятся для пролетариата, ведь они чаще всего служат лишь для обмана рабочих, для того, чтобы рабочие вместо решения собственных задач отвоевывали рынок для национальной буржуазии. «Нация» и «отечество», как писал Ленин, учитываются в борьбе пролетариата, как мощные факторы, но ни в коем случае не являются определяющими направление борьбы, как у патриотов. И здесь Сталин бьет в больное место любителей ориентироваться на «национально мыслящих» или «патриотических» предпринимателей.Сегодня стало модно, рассматривая победу СССР над фашистской Германией и ее союзниками, выдвигать на первый план особую роль патриотизма. Конечно, советский патриотизм был важной составляющей победы. Но Верховный главнокомандующий Сталин, как марксист-ленинец, смотрит в корень вещей и подчеркивает роль экономики социализма: «экономическая основа Советского государства оказалась несравненно более жизнеспособной, чем экономика вражеских государств». Также Сталин подчеркивал и принципиальное отличие советского патриотизма от патриотизма буржуазных наций: «Сила советского патриотизма состоит в том, что он имеет своей основой не расовые или националистические предрассудки, а… братское содружество трудящихся всех наций нашей страны». А что еще более важно, содружество трудящихся всех наций стало возможно только потому, что СССР строился не как национальное государство, а «государство социалистическое, и значит – интернациональное» – подчеркивает Сталин.Сегодня, когда социализм на территории СССР сменился капиталистическим строем, такого патриотизма не может быть. Сегодня патриотизм является неуклюжим прикрытием для шовинизма, национализма и расизма, маской для прикрытия интересов кармана «национального» буржуя. Сколько бы ни вешали они красных знамен, сколько бы ни присваивали себе музыку Советского Гимна, трудящиеся увидят ублюдочность их патриотизма в бесконечных ментовских проверках, скинхедовских погромах, унизительном положении приезжих рабочих, нищете и бесправии российских трудящихся. «Патриотический Сталин» – вообще очень интересный предмет для исследования, он соткан из противоречий и недомолвок. Бренд «патриот Сталин», имеющий мало общего с настоящим Сталиным, к тому же постоянно находится в состоянии «предпродажной подготовки» – сегодня его очищают от всего, что могло бы помешать его использованию Администрацией президента России и ее пропагандистскими придатками, то есть от самой сути – от коммунизма. У национал-патриотов Сталин настолько исковеркан, что иногда становится смешно. То ли он страдает раздвоением личности, то ли еще чем. Судите сами: национал-патриотический Сталин – ярый антисемит, в тоже время он пишет следующее:«Национальный и расовый шовинизм есть пережиток человеконенавистнических нравов, свойственных периоду каннибализма. Антисемитизм, как крайняя форма расового шовинизма, является наиболее опасным пережитком каннибализма.Антисемитизм выгоден эксплуататорам, как громоотвод, выводящий капитализм из-под удара трудящихся. Антисемитизм опасен для трудящихся, как ложная тропинка, сбивающая их с правильного пути и приводящая их в джунгли. Поэтому коммунисты, как последовательные интернационалисты, не могут не быть непримиримыми и заклятыми врагами антисемитизма.В СССР строжайше преследуется законом антисемитизм, как явление, глубоко враждебное Советскому строю. Активные антисемиты караются по законам СССР смертной казнью»[15].Национал-патриотический Сталин – верующий (даже в подписанной Зюгановым брошюрке «Строитель державы» Сталин оказывается «богоданным вождем» и «верующим человеком»), в то же время – философ-материалист. В общем, патриоты лепят Сталина по своему образу и подобию. Это ведь не Сталин, а политики-патриоты, типа Зюганова, могут быть одновременно коммунистами и антисемитами, верными ленинцами и верными слугами национального капитала.Как бы ни старались патриоты, из Сталина не получится лидера «России как таковой», скорее уж Сталин был врагом самодержавной России, когда желал ей поражения в империалистической войне. Когда боролся за самоопределение, вплоть до отделения, угнетенных национальностей России. Когда вместе с Лениным боролся за революционный переворот и полное уничтожение всех отношений, которые составляли суть этой старой России.Желание сделать из Сталина русского националиста-патриота, который «возродил империю» после того, как «космополит» Ленин ее развалил, идет в разрез не только с исторической правдой, но и неоднократными заявлениями самого Сталина. Это видно из его беседы с немецким писателем Эмилем Людвигом, которая состоялась в 1931 году.«Людвиг. …допускаете ли Вы параллель между собой и Петром Великим? Считаете ли Вы себя продолжателем дела Петра Великого? Сталин. Ни в каком роде. Исторические параллели всегда рискованны. Данная параллель бессмысленна. Людвиг. Но ведь Пётр Великий очень много сделал для развития своей страны, для того, чтобы перенести в Россию западную культуру. Сталин. Да, конечно, Пётр Великий сделал много для возвышения класса помещиков и развития нарождавшегося купеческого класса. Пётр сделал очень много для создания и укрепления национального государства помещиков и торговцев. Надо сказать также, что возвышение класса помещиков, содействие нарождавшемуся классу торговцев и укрепление национального государства этих классов происходило за счет крепостного крестьянства, с которого драли три шкуры. Что касается меня, то я только ученик Ленина и цель моей жизни – быть достойным его учеником. Задача, которой я посвящаю свою жизнь, состоит в возвышении другого класса, а именно – рабочего класса. Задачей этой является не укрепление какого-либо "национального" государства, а укрепление государства социалистического, и значит – интернационального, причём всякое укрепление этого государства содействует укреплению всего международного рабочего класса. Если бы каждый шаг в моей работе по возвышению рабочего класса и укреплению социалистического государства этого класса не был направлен на то, чтобы укреплять и улучшать положение рабочего класса, то я считал бы свою жизнь бесцельной»[16].По злой иронии, сегодня именно горячие борцы за возвышение «национального» государства поднимают на щит Сталина, пытаются прикрыться его авторитетом в борьбе за свои цели. Советский патриотизм, или пляски патриотов на могиле интернационального государства рабочих и крестьян «До 17 года у нас не было родины», – писал И.В.Сталин. После 1991 года нашей Родины не стало, – могут добавить сегодня коммунисты бывшего СССР. На ее месте создано множество национальных государств буржуазии, которые не стали и не могли стать родиной для трудящихся масс бывшего СССР. Они стали каторгой, маленькими и большими тюрьмами и концлагерями народов. Ни один сознательный коммунист не может испытывать патриотических чувств по отношению к этим историческим ублюдкам – единым россиям или незалэжным украинам, полумонархическим среднеазиатским или компрадорским закавказским республикам, прибалтийским кляйн рейхам. По отношению к государственным образованиям торжествующей буржуазии марксисты питают самый жесткий и бескомпромиссный антипатриотизм. Не беда, что сейчас буржуазный патриотизм и национализм расцвели пышным цветом на всем пространстве бывшего пролетарского интернационального государства. Коммунисты переживали и более темные времена господства кромешного патриотизма. Их клеймили немецкими шпионами, агентами Москвы и Пекина, предателями «национальных интересов». Тем не менее, всегда историческое развитие показывало правоту коммунистов и банкротство патриотов.Неудивительно, что в наше черносотенное время парламентские левые все больше увязают в болоте буржуазного патриотизма. Патриотизм стал боевым знаменем всех буржуазных и мелкобуржуазных партий – от правых до левых – и оппортунисты стараются перещеголять своим национализмом самые консервативные буржуазные силы. К сожалению, есть коммунисты, которые берут на себя труд «марксистски» обосновать крен левого движения в национализм. Фактически, они становятся по отношению к руководству КПРФ, «Родине» и т.п. в положение коллективного Каутского, обставляя марксистской фразой буржуазную националистическую политику.Революционеры обычно имеют возможность опробовать свои теоретические схемы на предмет их пригодности на практике, проверяя их на зрелость в среде рабочего класса. К сожалению, мы живем в эпоху большой революционной депрессии, наступившей после кризиса конца 80-х – начала 90-х с крушением СССР и соцлагеря. И хотя сутью эпохи остается пролетарская революция, довольно долгий период заняла перегруппировка революционных сил. В этот период любой отдельно взятый теоретик может строить сколь угодно замысловатые и оторванные от реальности интеллигентские теории, устраивать бесконечные дискуссии, объединяться и раскалываться. Отсутствие критерия истины, то есть практической организованной борьбы пролетариата, позволяет любому немного образованному человеку с небольшим журналистским талантом образовать свое издание, создать свою «марксистскую» теорию или выстроить собственную «партию». Пускай теория будет полной ахинеей, а партия кружком полусумасшедших сектантов, все равно они будут существовать, отравляя атмосферу. Только живое массовое движение выкинет на обочину всю эту шелуху. Пока же любой подобный «теоретик» может с видом гуру коммунистической теории продолжать смешивать патриотизм и коммунизм в разных пропорциях и торговать этим зельем на рынке левой идеи.Дело в том, что кроме разобщенного и разбитого, дезорганизованного пролетариата в России присутствуют и другие классы. Их идеология, как пары ртути, проникает в левую среду.Одной из превращенных форм такого проникновения является так называемая теория советского патриотизма. Она имеет весьма малое отношение к действительному советскому патриотизму, который был для советских людей первой ступенькой к коммунизму. Любовь, патриотическое чувство к государству рабочих было шагом к усвоению идеологии рабочего класса – коммунизму. Сегодня под маркой советского патриотизма пытаются протаскивать политическую практику отказа от ориентации на рабочий класс, а через это и от социалистической революции. Если ведущей идеологией является советский патриотизм, то значит нужно организовывать на борьбу не рабочий класс, а «советский народ», «советских людей». Таким образом, отрицается вся теория классовой борьбы и марксизм. На самом же деле мы имеем сегодня не советское общество и советский народ, а общество, расколотое на классы, и народ в котором – «два народа» – буржуазия и пролетариат. Абсолютными являются противоречие и борьба между трудом и капиталом, а не некое их патриотическое единство. Крайней формой теории советского народа является представление о том, что наша страна оккупирована и коммунисты должны использовать не методы классовой борьбы пролетариата, а методы национально-освободительной борьбы колониального периода.Теория советского народа является наследством эпохи постсоветского первоначального накопления, когда казалось, что возможна «реставрация социализма» (хотя история подсказывает, что «точка невозврата» была пройдена гораздо раньше). Переход капиталистов от разрушения социалистических отношений, их рудиментов и насаждения капитализма (Ельцин) к методичному закреплению достигнутых успехов (Путин), требует соответствующего изменения и тактики коммунистов.Если в ельцинский период социализм был как бы «позади», и казалось, что к нему можно было еще в какой-то степени «вернуться» (хотя уже тогда это было неверно), то в путинский период социализм оказался «впереди». Если до конца 90-х сохранялись еще какие-то иллюзии на возможность мирного и быстрого возвращения к социализму, то теперь ясно, что только методичная работа по созданию независимых классовых структур пролетариата может привести к победе. Тем не менее, неклассовые «народнические» теории все еще имеют хождение и освящаются порой авторитетом Ленина и Сталина.Но и историческая роль даже настоящего советского патриотизма не всегда была однозначна. Советский патриотизм действительно был первой ступенькой к коммунизму для советских людей, поскольку этот патриотизм был чувством по отношению к социалистическому отечеству. Но этот же патриотизм становился и консервативной силой, поскольку Советский Союз остался отдельным государством, противостоящим другим государствам. Полностью эта консервативная сторона советского патриотизма проявилась впервые в период Брестского мира, но еще сильнее в период охлаждения советско-китайских отношений, когда страны, в союзе которых был ключ к победе коммунизма на всей планете, замкнулись каждая в своей односторонности. Это, в отличие от патриотов (даже советских), отлично понимал Сталин: «Как угодно, любой ценой сохранить дружеские отношения с Китаем. Наш союз с Китаем обеспечит революционное преобразование мира», – писал он.Патриотизм и коммунизм: история учит тому, что ничему не учит? Чему же учит исторический опыт всемирного коммунистического движения? Как решался вопрос о соотношении патриотизма и коммунизма в истории?1914 год: или - или Наиболее резкое расхождение между социализмом и патриотизмом, когда встал вопрос «или – или»: или ты социалист, или ты патриот, – проявилось в ходе Первой мировой войны. Уроки этой войны для рабочего революционного движения, суммированные Лениным, и сегодня являются лучшим учебником по «патриотическому вопросу» для коммунистов всех стран. Мировая история как будто специально решила научить социалистов правильному отношению к отечеству, «национальным интересам» и т.п., поставив лидеров рабочих партий того времени перед выбором: или ты остаешься социалистом, но становишься «предателем родины», «иностранным шпионом», «агентом влияния», или остаешься добрым патриотом, но становишься предателем дела революции и социализма. Патриоты на пути к мировой войнеУ каждого государства есть министерство обороны, но ни у одного из них нет министерства нападения. В мире, расколотом на богатых и бедных, где ложь является одним из средств существования правящих классов, слова часто служат не для того, чтобы показывать что-то, а для того, чтобы скрывать, запутывать, обманывать. Ровно в той же мере и патриотизм служил правящим классам как эффективное средство обмана и подчинения рабочих своим целям.Все правительства, участвовавшие в этой войне, заявляли, что они борются во имя национальной обороны. На деле их интересовал захват колоний, рынков сбыта, сырья, ослабление конкурентов, прибыли, сверхприбыли и сверхсверхприбыли – вот что было истинной движущей силой их патриотизма. К моменту начала войны весь мир был поделен между горсткой наиболее развитых капиталистических стран. Гигантские территории Африки и Азии представляли из себя колонии европейских «великих держав». Миллионы людей в колониальных и зависимых странах подвергались эксплуатации и ограблению со стороны нескольких «цивилизованных» наций, консервировавших отсталость во всем мире за счет гипертрофированного развития небольшого участка суши, называемого Европой.Спор из-за колоний был лейтмотивом войны. Колониальный раздел мира состоялся во второй половине XIХ века и был в целом завершен к началу ХХ века, он отражал экономическую и политическую мощь основных европейских держав на тот момент. Большая часть колоний принадлежала Англии, которая в 1860 году производила больше половины всего чугуна в мире, добывала более половины всего угля и производила около половины всех хлопчатобумажных тканей. Английские колонии к 1899 году простирались на 9,3 миллиона квадратных миль, население колоний насчитывало 309 миллионов человек. Второй по размерам колониальных владений державой была Франция. Ее колониальные владения насчитывали 56,4 миллиона жителей и 3,7 миллиона квадратных миль.Но развитие капитализма идет в разных странах неравномерно. Так к 1912 году доля Англии в производстве чугуна снизилась до 22%, угля – до 13%, хлопчатобумажных тканей – до 23%. В свою очередь значительно выросла промышленная мощь Германии, которая поздно вступила в фазу промышленного капитализма и практически не участвовала в колониальном разделе планеты. Колонии Германии составляли 1 миллион квадратных миль, их население составляло 14,7 миллионов человек. Между 1899 и 1913 годами производство стали в Германии увеличилось в три раза, в то время как в Англии всего на 50%[17].Разительное несоответствие реальной экономической мощи молодых империалистических стран, прежде всего Германии, и доставшегося им скромного куска колониального пирога толкнуло последние на путь передела мира. Так сложился блок Германии, Австро-Венгрии, а также экономически зависимых от них Турции и Болгарии. С другой стороны, старые колониальные страны были заинтересованы в ослаблении своих быстро развивающихся конкурентов и не меньше последних готовились к войне. Британия, Франция и Россия заключили военный союз, названный «Антанта».Интенсивная подготовка к войне, массированное производство средств уничтожения людей, пушек, пулеметов, мин, колючей проволоки, отравляющих газов, велась под знаменами патриотизма. Но, кому выгоден патриотизм, спрашивал уже тогда Ленин:«Например, «Европа», государства, именующие себя «цивилизованными», ведут теперь бешеную скачку с препятствиями из-за вооружений. На тысячи ладов, в тысячах газет, с тысяч кафедр кричат и вопят о патриотизме, о культуре, о родине, о мире, о прогрессе, – и все это ради оправдания новых затрат десятков и сотен миллионов рублей на всяческие орудия истребления, на пушки, на «дредноуты» (броненосцы новейшего типа) и т.п.Господа публика! – хочется сказать по поводу всех этих фраз «патриотов». Не верьте фразам, посмотрите лучше, кому выгодно!»[18].Социалисты на пути к войнеСоциал-демократы Европы, пользуясь марксистским анализом капиталистической системы, предсказывали войну задолго до того, как она началась. Вырабатывались и методы борьбы международного рабочего класса против опасности войны, а также конкретные действия рабочих партий в случае, если война все-таки начнется.Штутгартский конгресс международной социал-демократической организации – II Интернационала – принял особую резолюцию по вопросу о растущей военной опасности.«Войны между капиталистическими государствами, – отмечалось в резолюции, – обычно являются следствием их конкуренции на мировом рынке, так как каждое государство стремится не только обеспечить за собой область сбыта, но и завоевать новые области, причем главную роль при этом играет порабощение чужих народов и стран…Войнам благоприятствуют националистические предрассудки, систематически культивируемые в цивилизованных странах в интересах господствующих классов с целью отвлечь пролетарские массы от их собственных классовых задач и заставить их забыть долг международной классовой солидарности…Рабочий класс, который главным образом поставляет солдат и на который главным образом падают материальные жертвы, в особенности является естественным врагом войн, так как войны противоречат цели, преследуемой им: созданию основанного на социалистическом принципе экономического строя, который на деле осуществит солидарность народов»[19].Резолюция призывала социал-демократические партии бороться против вооружений, содействовать воспитанию молодежи из рабочего класса в духе дружбы народов.В случае, если война все же разразится, рабочие «должны активно выступать за скорейшее окончание ее и стремиться всеми средствами к тому, чтобы использовать вызванный войной экономический и политический кризис для возбуждения народных масс и ускорить падение капиталистического классового господства»[20]. Этот тезис был добавлен в резолюцию по предложению представителей левого крыла социал-демократии – Ленина и лидера германских левых Розы Люксембург.Копенгагенский конгресс II Интернационала в 1910 году также принял антивоенную резолюцию, где было подтверждено решение бороться против угрозы войны, а также намерение использовать военный кризис для ниспровержения капитализма.В ноябре 1912 в Базеле состоялся чрезвычайный конгресс II Интернационала, специально посвященный принятию мер для защиты мира. Военные тучи уже сгущались над Европой. Периодически возникали международные кризисы. В июле 1911 Франция и Германия оказались на грани войны из-за африканского Марокко. В том же году разразилась война между Италией и Турцией из-за Триполи (сегодняшняя Ливия). Непосредственной причиной созыва внеочередного конгресса явилась вспыхнувшая в 1912 году война на Балканах. Война началась как освободительная борьба балканских колоний Турецкой империи. Однако уже вскоре эта война превратилась в противостояние империалистических «великих держав», а турки и балканские славяне и греки оказались лишь пешками в этой борьбе. На Балканах впервые мерились силой противостоящие друг другу блоки наиболее развитых капиталистических государств – Антанта и Тройственный союз.Базельский конгресс «с удовлетворением отметил полное единодушие социалистических партий и профсоюзов во всех воюющих государствах в их отрицательном отношении к войне». «Страх правящих классов перед пролетарской революцией, – говорилось в манифесте Базельского конгресса, – которая явилась бы последствием всеобщей войны, служит прочной гарантией мира»[21]. Как показала история, стремления капиталистов к переделу мира оказалось гораздо сильнее страха перед революционным кризисом.Тем не менее, манифест был полон революционного оптимизма:«Пусть правительства хорошо запомнят, что при современном состоянии Европы и настроении умов в среде рабочего класса они не могут развязать войну, не подвергая опасности самих себя. Пусть они вспомнят, что франко-прусская война вызвала революционный взрыв Коммуны, что русско-японская война привела в действие революционные силы народов Российской империи и что гонка военных и военно-морских вооружений в невиданной степени обострила классовые противоречия в Англии и в странах континента и вызвала огромную волну забастовок. Надо быть безумцем, чтобы не понимать, что одна лишь мысль о страшной мировой войне возбуждает у рабочего класса всех стран чувство гнева и возмущения. Рабочие считают преступлением стрелять друг в друга ради выгоды капиталистов, во имя династии или к вящей славе тайной дипломатии»[22]. В заключение манифест энергично призывал рабочих всего мира бороться против всех мер, ведущих к войне.Из манифестов Интернационала видно, что даже официальные вожди социал-демократии не показывали на людях своей патриотической слабины, были вынуждены «держать равнение налево», принимая резолюции Ленина и Люксембург. В этом смысле они дают сто очков вперед руководителям сегодняшней российской левой оппозиции, уже, до всякого серьезного испытания, полностью поддавшихся патриотическому настроению.Обострение международных отношений все больше накаляло внутриполитическую обстановку европейских стран. В 1912 году, после расстрела забастовавших рабочих на Ленских золотых приисках, где погибло или было ранено более 500 рабочих, начался новый подъем революционного движения в России. В Англии возникло мощное рабочее движение на основе союза рабочих трех отраслей – шахтеров, транспортников и железнодорожных рабочих. Во Франции объединение профсоюзов Всеобщая конфедерация труда проводила многочисленные забастовки, росло забастовочное движение в Италии, разросшееся до всеобщей забастовки в июне 1914 года.Симптомы гниенияОднако, за парадным фасадом и бодрыми антивоенными речами скрывались гнилые перекрытия и обвалившиеся потолки гигантского здания европейской социал-демократии. Симптомы гниения и будущего краха уже выступали наружу. Так, самая крупная социал-демократическая партия Европы – германская – считавшаяся образцом для остальных партий, уже прихрамывала на правую ногу. Патриотическое перерождение этой рабочей партии стало пробиваться наружу сначала в рядовых эпизодах: в 1913 году социал-демократическая фракция в рейхстаге косвенно проголосовала за военные кредиты, в мае 1914 социал-демократическая фракция на своем совещании лишь незначительным большинством в 51 голос против 47 приняла решение не вставать с мест, когда рейхстаг будет приветствовать кайзера. Руководство партии, особенно после смерти выдающегося лидера, простого рабочего Августа Бебеля, в течении 42 лет стоявшего во главе СДПГ, стало медленно, но верно переходить к правым элементам. В Германии, как и в других странах, в рядах социал-демократов все более четко стали выделяться три направления – левое, правое и центр. И во всех странах, кроме России и Болгарии, левые составляли меньшинство.К левым относились небольшие группы, возглавлявшиеся Розой Люксембург, Карлом Либкнехтом, Кларой Цеткин, Францем Мерингом, Вильгельмом Пиком в Германии, Радеком и Мархлевским в Польше, Гайндманом в Англии, Баруном в Австрии, Гедом во Франции, Гартером и Паннекуком в Голландии, Хеглундом в Швеции, Дебсом, Хейвудом и де Леоном в Соединенных Штатах. Все эти группы не имели единого руководства, стратегии и тактики. Даже самые развитые теоретически германские левые социал-демократы серьезно отставали от тех требований, которые предъявляла к ним история. Как напишет позже Сталин, «левые социал-демократы во II Интернационале и, прежде всего, в германской социал-демократии представляли слабую и немощную группу, организационно не оформленную, идеологически не подкованную, боящуюся даже выговорить слово «разрыв», «раскол». Именно поэтому они не смогли эффективно противостоять патриотическому засилью в рабочем движении своих стран и превратить кризис, вызванный мировой войной, в победоносную революцию. Только российские большевики под руководством Ленина довели дело до раскола между правой и левой частью социал-демократии и имели на тот момент собственную отдельную организационно и идеологически оформленную партию, с непримиримым отношением ко всякому патриотизму, который большевики считали «неприличным» для социалиста. Международное социалистическое бюро вплоть до начала мировой войны предпринимало попытки добиться объединения российской партии. Эти попытки поддерживали тогда меньшевики и Троцкий. Большевиков называли «раскольниками» и «дезорганизаторами», пытаясь склонить к объединению с меньшевиками в одну партию. Примерно те же обвинения можно услышать сегодня по отношению к революционным коммунистам России от национал-патриотов. Но, как показала практика борьбы, тактика большевиков на организационный разрыв с оппортунистами была правильной.КрахГром ударил в 1914 году. Винтовки и пушки заговорили 28 июля, когда австрийские войска вторглись в Сербию. Российская Империя тут же начинает мобилизацию своей армии. Под этим предлогом 1 августа Германия объявляет войну России. 3 августа в войну вступает Франция, а 4-го – Англия.В августе 1914 года социал-демократические партии II Интернационала, за исключением только российских большевиков, поддержали «свои» правительства в начавшейся войне. У всех партий нашлись «веские основания» занять патриотическую позицию. Германские социал-демократы заявляли, что их партия самая большая в Интернационале, основана самими Марксом и Энгельсом, и если Германия проиграет войну, то в лице своего самого мощного и организованного отряда проиграет весь рабочий класс Европы. Французские социалисты говорили, что политический режим во Франции более демократический, чем в Германии, поэтому если кайзеровская армия выиграет войну, то будут уничтожены демократические права французских рабочих и более благоприятная демократическая обстановка для взятия власти пролетариатом. Обе партии проголосовали за военные кредиты, одобрив, таким образом, империалистическую бойню, в ходе которой английские, французские, немецкие, русские рабочие и крестьяне стреляли друг в друга, травили друг друга газами, умирали от болезней в окопах и от голода в тылу.И только небольшая группа революционеров-эмигрантов из России, в числе которых был Ленин, запишет в своем манифесте «Задачи революционной социал-демократии в европейской войне», что задачей всех социалистов всех стран является«Беспощадная борьба с шовинизмом и «патриотизмом» мещан и буржуа всех без исключения стран». Между прочим, такая борьба была тогда весьма опасным занятием. В 1914 году большевистских агитаторов, выступавших против войны, избивали сами рабочие на своих же митингах. В Сормово ораторов-большевиков, по наущению патриотов-меньшевиков, недавних товарищей по партии, раздели и провели с позором по улицам.За поражение своего «отечества»В 1915 году в журнале «Коммунист» за подписью «Н. Ленин» вышла статья «Крах II Интернационала». В чем состоял этот крах? Ведь партии II Интернационала продолжили свое существование, заседали в парламентах, принимали новых членов взамен погибших «за бога, царя и отечество». И, казалось бы, не Ленину писать о крахе II Интернационала, а, наоборот, Каутскому или Шейдеману о крахе большевиков: депутаты Государственной Думы–большевики отправились в Сибирь, легальная пресса разгромлена, большая часть членов ЦК в тюрьмах и ссылках или за границей, большевиков, выступивших за поражение собственного правительства, считают немецкими шпионами, внутри самой большевистской партии грызутся различные фракции.Но под «крахом», писал Ленин, следует понимать не формальную сторону дела. Мировая война 1914 года показала европейским рабочим, что в их «партиях назрел какой-то отвратительный гнойный нарыв, и несется откуда-то нестерпимый трупный запах». Этот трупный запах был запахом соглашения верхушки социал-демократических партий со «своей» буржуазией, социал-патриотическим запахом предательства рабочих.Слова Ленина полностью подтвердились практикой революционного кризиса 1917-23 гг., когда старые социал-демократические партии практически во всех странах помогали топить восстания рабочих в крови, объединяясь с самыми реакционными силами общества.Борьба социалистов против войны продолжилась и после предательства официальных социал-демократических партий. Среди противников войны также были существенные разногласия по вопросу о тактике борьбы революционеров в военных условиях. Они проявились в двух точках зрения на прекращение войны. Первая состояла в том, что нужно призывать к борьбе за мир. Она отражала мнение центристской части социал-демократического движения. Вторая точка зрения, выдвинутая Лениным и большевиками, состояла в том, что недостаточно пацифистской борьбы за мир. Мира можно достигнуть только революционными действиями пролетариата. Революционеры должны призывать рабочих повернуть оружие против общего врага – капиталистических правительств, а война должна превратиться из братоубийственной империалистической бойни, в которой трудящиеся убивают друг друга ради прибылей богачей, в гражданскую войну против преступного правительства. Поэтому социал-демократы должны выступить прежде всего за поражение «своего» правительства, которое ведет угнетенные классы по пути взаимного уничтожения.«Главный враг в своей стране», – так сформулировал эту позицию Карл Либкнехт, лидер германских левых. Он единственный из 110 депутатов германского Рейхстага от социал-демократической партии проголосовал против предоставления правительству кредитов на производство вооружений, необходимых для того, чтобы одеть миллионы рабочих в военную форму, вооружить и бросить убивать таких же, как они, рабочих из других стран. Буржуазная пресса, да и «рабочая» пресса официальной социал-демократии, травила Либкнехта как «предателя» и «труса», его дважды сажали в тюрьму, а затем отправили на фронт простым солдатом штрафного батальона. Социал-демократическая партия исключила его из своей парламентской фракции.Американский журналист Джон Рид, в будущем автор знаменитой книги «10 дней, которые потрясли мир» и один из основателей Коммунистической партии США, писал о Либкнехте:«Против кайзеровской Германии с ее дисциплинированной промышленностью, железными армиями и феодальной аристократией, против тщательно насаждаемого ура-патриотизма, против трусости и нерешительности популярных в стране лидеров – вот против чего открыто выступил этот человек, бывший в рейхстаге единственным представителем самой обездоленной, самой угнетенной, самой бесправной части населения... Либкнехт находился на виду у всех, на него смотрел весь мир – и вот там, в рейхстаге, когда все вокруг него гнулось под ужасным нажимом, Либкнехт выступил против официальной мощи самой высокоорганизованной державы на земле. Известна истина: осмелившийся говорить будет услышан. Услышали его союзные дипломаты и люди, формирующие общественное мнение, и сказали, что он за Антанту. Услышали его немецкие социал-демократы большинства, кайзеровские социалисты – и исключили Либкнехта из своих рядов. Но его услышали и массы немецкого народа, немецкие солдаты в окопах, немецкие рабочие на военных заводах, безземельные крестьяне Саксонии. Его голос был услышан и по другую сторону фронта; и французские солдаты, в умах которых в тот момент безнадежно смешались национализм и интернационализм, от глубины души сказали – "Либкнехт – самый отважный человек на земле».Империалистическая война 1914-1918 годов полностью подтвердила правоту Ленина. Окончить войну позволила лишь бескомпромиссная борьба против врага, который находится в своей стране. Только революции в России, Германии и Венгрии остановили войну. Безумное всеевропейское кровопролитие было прекращено гражданской войной рабочих, крестьян, солдат против капиталистов, помещиков, генералов. Победа революции в России была предопределена существованием мощной, свободной от оппортунизма и всяких патриотических иллюзий большевистской партии, а поражение революции в Германии произошло во многом из-за слабости германских левых социал-демократов, из-за господства социал-патриотизма и оппортунизма в СДПГ.Актуальность революции«Мы, старики, может быть, не доживем до решающих битв… грядущей революции. Но я могу, думается мне, высказать с большой уверенностью надежду, что молодежь… будет иметь счастье не только бороться, но и победить в грядущей пролетарской революции»[23].Эти слова Ленин произнес, выступая перед революционной молодежью Швейцарии. И ошибся. Потому что спустя месяц в России разразилась Февральская буржуазно-демократическая революция. А спустя еще восемь месяцев Ленин уже сам имел счастье не только бороться, но и победить в революции пролетарской. За год до этого, в 1916 году, третьем году Первой мировой войны, из русской армии дезертировало уже более 1,5 миллиона человек. Солдат гниет в окопах, а кто-то в Думе произносит патриотические речи о «войне до победного конца», подсчитывает барыши в военно-промышленном комитете или комитете по снабжению, спекулирует хлебом, кутит на «честно заработанные деньги». Прибыль большинства крупных и средних компаний Империи в годы войны выросла в 2-3 раза. Продолжительность рабочего дня – до 10-12 часов. Война еще сильнее высветила поляризацию «низов» и «верхов» общества, несовместимость их интересов, лживость криков о национальном единстве. Тем не менее, никто ни из революционеров, ни из контрреволюционеров революции не «предсказал». Верхи общества не хотели верить в возможность революции. «Ни январские, ни декабрьские дни 1905 г. более не повторятся», – убеждала сама себя кадетская газета «Речь» даже 14 февраля 1917 года.Но уже 23 февраля по старому стилю, или 8 марта по европейскому календарю, революционные партии организовывали на предприятиях митинги в честь Международного дня трудящихся. На многих предприятиях начались забастовки. Стихийно митинги и забастовки стали перерастать в демонстрации, потянувшиеся из рабочих районов в центр города. Над колоннами демонстрантов – лозунги: «Хлеба!», «Мира!», «Долой царя!», красные знамена.А вот как выглядела начинающаяся революция из окон царского дворца. Императрица Александра Федоровна в письме мужу: «Хулиганское движение, мальчишки и девчонки бегают и кричат, что у них нет хлеба, – просто для того, чтобы создать возбуждение, – и рабочие, которые мешают другим работать. Если бы погода была очень холодная, они все, вероятно, сидели бы по домам».У правящего класса не оставалось ни моральных, ни интеллектуальных сил, чтобы признать свой крах. На следующий день началась всеобщая политическая стачка. Солдаты отказываются стрелять по демонстрантам и забастовщикам. 27-го на сторону восставших перешло 10 тысяч солдат. 28-го уже 130 тысяч. Конечно, не удивительно, что в революцию не хочет верить правящий класс, отрицает факт уже начавшейся революции. Для нас интереснее, что революция стала в какой-то мере неожиданной для самих революционеров.«Революцию нельзя учесть, – писал Ленин, – революцию нельзя предсказать, она является сама собой. Разве за неделю до Февральской революции кто-либо знал, что она разразится? Разве в тот момент, когда сумасшедший поп вел народ ко дворцу, кто-либо думал, что разразится революция 1905 года?».И с этим вроде как согласны все. Но из этого могут следовать совершенно разные выводы. А именно, позиция актуальности революции, характерная для Маркса и Ленина, и позиция «вульгарных марксистов», как пишет исследователь этой стороны творчества Ленина Георг Лукач:«человеку заурядному пролетарская революция видна лишь тогда, когда массы рабочих уже сражаются на баррикадах. И даже тогда еще не видна, если эти заурядные люди получили вдобавок кое-какое вульгарно-марксистское образование. Поэтому в глазах вульгарных марксистов основы буржуазного общества настолько несокрушимо прочны, что даже в моменты его очевиднейшего потрясения они вожделеют лишь возвращения его "нормального" состояния, в кризисах его усматривают не более как преходящие эпизоды и саму борьбу, развертывающуюся в такие периоды, считают безрассудным самопожертвованием легковерных, дерзнувших пойти против все еще непобедимого капитализма. Борцы на баррикадах представляются им безумцами; остановленный натиск революции кажется им "ошибкой", а строители социализма, одержавшие победу в революции (что в глазах оппортунистов не может быть ничем иным, кроме как преходящим эпизодом), – даже преступниками».В одной и той же ситуации «вульгарный марксист» (а в наши дни – отказавшийся от марксизма «народный патриот») и марксист вырабатывают две совершенно разные линии политической борьбы. «Народный патриот», социал-демократ поддержит «меньшее зло» против «большего», «национальную» буржуазию против «компрадорской», «патриотов» против «либералов» и т.д. Таких «выборов» буржуазное общество будет ставить перед немарксистом бесчисленное количество, ведь, как говорил еще Декарт: нельзя найти даже двух одинаковых листиков на дереве. А уж из буржуазных политиков или партий всегда найдется та, которую можно представить в качестве «меньшего зла». Марксист в той же ситуации будет исходить из актуальности революции и подготовки революционного класса к этой революции, прежде всего в плане развития его классового сознания и классовой организации. «С одной стороны, ни Маркс, ни Ленин никогда не представляли себе актуальность пролетарской революции и ее конечные цели таким образом, будто теперь их можно произвольно осуществить в любой произвольно выбранный момент. С другой стороны, однако, именно актуальность революции служила для них обоих единственно надежным критерием правильности решения любого повседневного вопроса»[24], – добавляет Лукач.Как любая царапина может вызвать гангрену, так и любое незначительное потрясение в период капиталистической нестабильности может привести к революционному краху. Это – исходный пункт всей тактики коммунистов. Коммунисты исходят из нестабильности, социал-демократы из вечности и незыблемости существующего положения вещей. В этом – коренное различие их тактики, в том числе тактики по отношению к патриотизму.Почему важна борьба с патриотизмом?Исходя из актуальности революции, можно с определенностью говорить о необходимости борьбы с патриотизмом в коммунистическом движении. Поскольку революция составляет суть нашей эпохи (а это истинно и в 1914 году, и сегодня, о чем свидетельствуют и революционная ситуация в Аргентине 2002 года, и рельсовые войны российских трудящихся в 1998, и неутихающие гражданские войны на периферии капитализма – в Непале, Колумбии, на Филиппинах и т.д. и т.п.), значит, главной задачей коммунистов является развитие классового сознания пролетариата и главного носителя этого классового сознания – революционной марксистской партии. Обратимся снова к Георгу Лукачу:««Царство свободы», окончание «предыстории человечества» как раз и означает, что опредмеченные отношения между людьми, овеществление начинают уступать свою власть человеку. И чем стремительней приближается этот процесс к своей цели, тем большее значение приобретает осознание пролетариатом своей исторической миссии, его классовое сознание, тем сильнее и непосредственнее должно оно определять любое его действие. Ибо слепая власть движущих сил лишь до тех пор «автоматически» ведет к своей цели, к самоустранению, пока этот пункт самоустранения не находится в пределах досягаемости. Но если объективно наступает момент вступления в «царство свободы», то это выражается как раз в том, что слепые силы действительно слепо, с постоянно растущей внешне непреодолимой мощью влекут к пропасти; и только сознательная воля пролетариата способна отвести от человечества эту катастрофу. Другими словами: если настал окончательный экономический кризис капитализма, то судьба революции (а вместе с ней судьба человечества) зависит от идеологической зрелости пролетариата, от его классового сознания»[25].В этой ситуации и «меньшее», и «большее» зло в равной мере становятся агентами слепых разрушительных сил. Так, практически все войны в ХХ веке США вели, когда у власти находилась Демократическая партия («меньшее зло»). А в зависимых странах национальная буржуазия («меньшее зло») уничтожила не меньше, а, наверное, больше коммунистов, чем империалисты и компрадоры. Социал-демократы проголосовали за «меньшее зло» – старого маршала Гинденбурга против «большего зла» – Гитлера. В итоге Гинденбург назначил Гитлера рейхсканцлером. И таких примеров, когда обывательская логика «меньшего зла» оказывалась полностью несостоятельной, а «утопическая» позиция актуальности революции – совершенно верной – можно приводить до бесконечности.Чтобы классовое сознание пролетариата оказалось на высоте тех задач, которые ставит перед ним революция, оно должно освободиться от всех тех наслоений различных видов буржуазной и мелкобуржуазной идеологии, которые липнут к нему как ракушки ко дну корабля. Освобождение классового сознания пролетариата проходит в беспощадной борьбе со всеми другими идеологиями. И в этом вопросе, в отличие от других, как отмечал не раз Ленин, коммунисты не могут никогда пойти ни на какой компромисс. Ни с кем.В этом смысле патриотическая идеология на сегодня является, наверное, наиболее опасной из примесей к классовому сознанию пролетариата, потому что глубже всего проникла не только в сам класс, но и в его организации – коммунистические партии. Поэтому в вопросе борьбы с патриотизмом лучше перегнуть палку (и здесь, в этой статье, я ее сознательно перегибаю), чтобы ее выпрямить. Об этом же писал когда-то и Ленин, а французский философ-марксист Луи Альтюссер комментировал этот тезис:«Известно, что спустя несколько лет после написания книги "Что делать?" Ленин, отвечая своим критикам, выдвинул теорию перегиба палки. Когда палка, говорил Ленин, согнута не в ту сторону, то для ее выпрямления прежде всего следует ее перегнуть в другую сторону, т. е. силой придать ей на определенное время обратный перегиб. Этот простой подход, на мой взгляд, содержит целую теорию действительности истины, глубоко коренящуюся в марксистской практике. В противоположность всякой рационалистической традиции, которая нуждается только в прямой идее для выпрямления кривой идеи, марксизм считает, что идеи имеют историческое существование лишь тогда, когда они включены в материальность общественных отношений. ...даже в такой, казалось бы, абстрактной области, как философия, когда речь идет об изменении исторически существующих идей, нельзя довольствоваться проповедью голой истины и ждать, чтобы ее наглядная очевидность "просветила" умы, как говорили наши предки в XVIII в. Для того, чтобы заставить идеи измениться, приходится признать силу, которая удерживает их в изогнутом состоянии, а применив обратную силу, аннулирующую первую, придать им обратный перегиб, необходимый для их выпрямления»[26].Действительно, опыт политической деятельности убеждает, что недостаточно противопоставить «правильное» неправильному. Нужно заострить, перегнуть, потому что борются между собой не идеи, а живые люди, партии и классы.Кто-то скажет, что сегодня мы боремся с патриотами вместе, «работаем на одну цель», зачем же ссориться, вносить раскол и т.д. С одной стороны, это верно. Но разве эсеры, меньшевики, большевики не «работали на одну цель»? Работали. Но когда дошло до дела, оказались по разные стороны баррикад. Ленин это сознавал и всегда выступал с непримиримой критикой этих оппортунистических и мелкобуржуазных направлений в революционном движении.Если же дать почитать газеты сегодняшних патриотов самому правому из правых эсеров, – и тот потянулся бы к револьверу или бомбе: настолько реакционно их содержание. Тем не менее, эти газеты продаются у нас на коммунистических митингах, их читают люди, считающие себя коммунистами. (Это вовсе не значит, что наше коммунистическое движение нужно скопом объявлять некоммунистическим, как это делают левые сектанты. Но нужно однозначно признать, что у нашего комдвижения есть специфические пороки, в частности, иллюзия единства с патриотами). Необходимо размежевание. Пока оно идет стихийно, в то время как сознательное размежевание облегчило бы процесс, сделало его менее болезненным. Как можно донести свою позицию, если она не обозначена достаточно четко? Как внести в массы коммунистическую идеологию, как не в борьбе со всеми другими идеологиями, в том числе, и в особенности, с патриотической? Ленин писал, что необходимо учитывать «опыт предшествующих революций, когда контрреволюция поддерживала наиболее близкую к крайней революционной партии оппозицию ей, чтобы поколебать и свергнуть революционную диктатуру, открывая тем дорогу для дальнейшей полной победы контрреволюции, капиталистов».Следовательно, острие идеологической борьбы должно быть направлено как раз на близкие к коммунизму оппозиционные направления, чтобы не позволить в кризисный момент использовать эти направления (в первую очередь патриотизм) для борьбы с революцией.«Левые» сектанты, составляющие мизерные группы, абсолютно не опасные для капитализма сами по себе, паразитируют на том, что у коммунистов не в порядке. Например, если мы отдаем им на откуп тему критики патриотизма, то они хватаются за нее. Конечно, критикуют они со своих неправильных позиций, мешая в одну кучу националистов и коммунистов. Но они могут это делать только потому, что тему им отдали на откуп мы, потому что мы не произвели размежевание с патриотизмом.Поэтому беспощадная критика патриотизма с нашей стороны, со стороны революционных коммунистов – как нельзя кстати. И здесь лучше, по совету Ленина, перегнуть палку, чем не догнуть. Важно, чтобы коммунисты совершенно четко знали о неизбежности размежевания коммунистов и патриотов, и проводили свою линию четко, не сбиваясь. Ведь на самом деле патриотическая идеология и идеология коммунистов – разные, противоположные и даже непримиримые.Патриоты говорят – сильное государство, сильная армия и т.д. А мы, коммунисты, говорим – сильное государство какого класса? Сильная армия на службе у кого? Из этого «методологического» различия вырастает и скоро вырастет политическое размежевание. И если коммунисты будут к нему не готовы, то для них размежевание будет очень трудным и болезненным. На деле патриотизм является самой удобной формой отказа коммунистов от социалистической революции. Патриот всегда найдет нужный предлог, чтобы уйти от формулы «класс против класса» на позиции поддержки «прогрессивного» крыла «своей» буржуазии.Теперь сравним две страны – страну, победившую патриотизм, и страну, где победил патриотизм. Россию, которая, по словам Ленина, «все свои патриотические чувства принесла в жертву во имя международной революции», и Германию, где правые лидеры социал-демократии принесли революцию в жертву патриотизму. Ключевой вопрос о патриотизме решился в рабочем движении России и Германии по-разному, что снова привело рабочих этих двух стран к столкновению на поле сражения в самой страшной в мировой истории войне. Советские рабочие под знаменем интернационального советского социализма несли на своих штыках мир и свободу, немецкие рабочие, ослепленные лозунгами национального «социализма», несли на штыках рабство и террор.Социализм и национал-«социализм» Германский «узел истории»Вторую мировую войну представляют сегодня, как правило, в отрыве от всей предшествующей истории, как совершенно независимый от предшествующего развития готовый результат. Однако, тот узел противоречий, который привел к мировой войне, начал завязываться не в 1941-м, не в 1939-м и даже не в 1933-м. Семена войны были посеяны гораздо раньше.Известно, что в 1917 году социалистическая революция победила в Российской империи. Но не менее важным для понимания истории ХХ века, и, в особенности, Второй мировой войны, является то, что через год потерпела поражение социалистическая революция в Германии. Россия и Германия представляли собой тогда две половинки одной мозаики мировой революции – отсталая Россия, почти не имея экономических условий для перехода к социализму, сконцентрировала в себе все противоречия мировой капиталистической системы. Также там имелся хорошо организованный рабочий класс и –то еще более важно – революционная марксистская партия. Германия же, напротив, была образцовой капиталистической страной, государственно-монополистическая экономика которой была готова к обобществлению, но в немецком рабочем движении господствовали оппортунистические лидеры социал-демократической партии, а революционеры были слабы и не организованны в самостоятельную партию. В силу этого две половинки не сложились – в России была установлена власть пролетариата, а в Германии буржуазия, посадив в правительство оппортунистов, задушила их же руками рабочую революцию. Социал-демократы расправились с лидерами коммунистической партии – Карлом Либкнехтом и Розой Люксембург, сами организовывали и вооружили контрреволюционные отряды. Победи тогда немецкая революция – исход борьбы Труда и Капитала в международном масштабе был бы решен. Исход борьбы в Германии определял исход борьбы в мире, превратив эту страну в своеобразный «узел истории». «Грядущая революция в Германии, – писал Сталин в 1923 году, – является важным мировым событием наших дней. Победа революции в Германии будет иметь для пролетариата Европы и Америки более существенное значение, чем победа русской революции шесть лет назад. Победа германского пролетариата несомненно переместит центр мировой революции из Москвы в Берлин» [27].Значение Германии для революционной борьбы во всем мире иллюстрирует тот факт, что официальным языком общения Коминтерна, международной коммунистической организации, был немецкий язык, а некоторые руководители большевистской партии в 20-е годы даже просили отправить их в Германию для руководства подготовкой рабочего восстания. (Однако, на деле такие вояжи приводили скорее к обратному результату, как было с деятельностью Карла Радека в 1923 году, который поддержал правое оппортунистическое крыло компартии и только навредил революционным выступлениям немецких рабочих).И, конечно, победи германская революция, ни о каком фашизме не могло бы быть и речи, а о Национал-социалистской немецкой рабочей партии (НСДАП), созданной в 1919 году, в лучшем случае сохранилось бы какое-то упоминание в историческом архиве Мюнхена.Германский «узел истории» можно было развязывать по-разному. Революционный вариант дал бы неслыханный подъем культуры и производительных сил на базе соединения социалистических республик Германии и России. Контрреволюционный вариант дал концлагеря, войну, упадок европейской культуры под ударами фашистского иррационализма, террор (причем, не только террор в фашистских и «демократических» странах, но в том числе и так называемые репрессии в СССР, вызванные гигантскими трудностями социалистического строительства в отсталой стране с враждебным окружением и вынужденной опоры революционной партии на два разных класса (пролетариат и крестьянство), в чем еще Ленин видел опасность раскола). Именно обратная волна революции привела Германию в 1933 году к установлению фашистской диктатуры. Половинчатая социал-демократическая контрреволюция уже не устраивала германскую буржуазию, так как, во-первых, не могла полностью уничтожить набиравшую силу коммунистическую партию, а во-вторых, не могла удовлетворить экспансионистских устремлений германской буржуазии, для реализации которых требовалась куда более твердая рука, чем те, что были у нерешительных и мягкотелых демократических вождей. Суммируя опыт германской революции, Георг Лукач с полным основанием писал:«В том, что касается политической мудрости и предвидения, социал-демократы оказались далеко позади слоев с крупно-буржуазными, капиталистическими интересами, которые принимали империалистическую эксплуатацию вместе с ее военными последствиями. Но именно благодаря этому социал-демократы… сумели… занять свой сегодняшний пост: они стали хранителями капиталистического экономического строя и гарантами его вечного существования, они стали охранять его от роковых катастрофических последствий, к которым пророчески слепо влекут империалистический капитализм его истинные представители» [28]. Но, со временем, немецкий капитал перестало интересовать просто самосохранение. Ему потребовалось расширение, экспансия.Проигравших первую мировую войну немецких капиталистов их более удачливые английские и французские коллеги поставили в крайне невыгодные условия. Им фактически запретили иметь собственную армию, отхватили солидный кусок германской территории, богатый углем и железной рудой, лишили колоний, за доступ к которым они и воевали. Но шутку с победителями сыграло то, что немецкий капитализм после восстановления продолжил расти быстрее английского и французского. К 30-м годам с экономически мощной Германией продолжали совершенно не считаться в мировой политике, у нее к тому же практически не было колоний – основного источника сырья и неплохого рынка сбыта для империалистических стран того периода. Немецкие капиталисты не могли терпеть такую «несправедливость», но для того, чтобы реализовать свои планы, им нужны были политики, достаточно агрессивные и «безбашенные», чтобы наплевать на международные договоры, которыми была связана тогда Германия, и в случае необходимости решить вопрос войной. И такие политики нашлись. После поражения в первой мировой войне в Германии образовались десятки партий крайне правого, националистического толка, во многом это дело исторической случайности, но именно на Национал-социалистскую немецкую рабочую партию (НСДАП) пал выбор германских монополий. К концу 20-х годов уже большинство крупнейших капиталистов, включая Круппов, Тиссенов, Детерлингов и Гогенцоллернов, сделали свой выбор в пользу Гитлера и варианта решения внутренних и внешних проблем, предлагавшегося нацистами.Однако, не нужно подозревать немецких капиталистов к какой-то особой злой воле или коварстве, по сравнению с буржуа других стран. В 30-е годы фашистские или полуфашистские режимы были установлены практически во всех странах, у которых не было мощной «подушки безопасности» в виде колоний (Англия), или где совместными усилиями коммунистов и социалистов в рамках Народного фронта фашистская опасность не была остановлена (Франция). Большая часть Европы окрасилась в коричневый цвет. В особенности это касается тех стран, где проиграли революционные выступления 1917-1923 годов – это Италия, Венгрия, Польша, Финляндия, Болгария и др. США здесь занимали скорее промежуточное положение – при сохранении формальных демократических механизмов, коммунисты сидели по тюрьмам, шла война с профсоюзами, негритянский народ жил в ужасающей нищете, лишенный элементарных гражданских прав, а мощное профашистское лобби, выступавшее в пользу вступления в войну на стороне Германии, было как-то нейтрализовано только после атаки японцев на Пирл Харбор.Поворотным пунктом немецкой буржуазии к фашизму стал экономический кризис 1929 года – самый глубокий за всю предшествующую историю капитализма. Государственные инвестиции в военно-промышленный комплекс стали для немецких промышленников единственной надеждой на активизацию экономической жизни страны. По этому же пути, кстати, пошли и американские монополии в период кризиса 2001 года – администрация Джорджа Буша развязала «антитеррористические» войны в Афганистане и Ираке, которые дали гигантской военной промышленности США долгожданные заказы и позволили раскрутить маховик капиталистической экономики Штатов гораздо быстрее, чем их европейским конкурентам, а тем более, зачахшим совсем монополистам Японии. Так что сравнение Буша с Гитлером – не просто «перехлест» левых политиков, на деле он имеет глубокое экономическое основание.К фашизму немецкий капитал толкали не какие-то метафизические цели (в том числе и желание мирового господства), а само его объективное экономическое положение. Именно поэтому ни одна страна, где существует капитализм, не застрахована от коричневой чумы, в том числе и «страна, победившая фашизм». Хотя, путинская Россия имеет к стране, победивший фашизм, весьма слабое отношение.«Социализм» Гитлера: предостережение патриотамПоражение первой волны социалистических революций лежит на совести социал-демократических партий Европы, в особенности, социал-демократической партии Германии. Именно социал-демократы помогли капиталистической цивилизации дожить до наших дней, а нам – вкусить все ее прелести, вроде войн, гонки вооружений, массовой нищеты и голода миллионов людей, деградации культурной жизни. Но, один раз изменив революции с контрреволюцией, социал-демократам пришлось стать законной частью политической системы монополистического капитализма. До какой степени падения довел некогда рабочие партии «неравный брак» с империалистической буржуазией, можно видеть на примере Социалистической партии Франции, ведущей войны в Африке, а также и в своей стране с трудовыми мигрантами, бомбившей Югославию; или Лейбористской партией Британии, завоевывающей в составе «антитеррористической коалиции» Ирак; или самой Социал-демократической партии Германии, правительство которой по части либеральных реформ даст сто очков вперед Чубайсу и Грефу.Но социал-демократическая традиция наложила отпечаток и на формы открытой контрреволюции. Предав революцию пролетарскую, социал-демократы вынуждены были рядить капитализм в социалистические одежды, говоря о «социализации капитализма», «постепенном движении к социализму через демократию и народовластие» или «государственное регулирование экономики». Знакомо, правда? Только коронной фразы о «лимите на революции» не хватает. В свою очередь и фашизму пришлось напяливать на себя социалистический костюм. Только социализм теперь оказывался «немецким», «только для немцев», а осуществлять его планировалось не трогая кошельков немецкой буржуазии – за счет других народов и части капиталистов «не той» национальности. Стоит только немецким рабочим слиться в патриотическом единстве со своими предпринимателями, – говорила фашистская пропаганда, – и капиталисты решат все проблемы к выгоде и для себя, и для рабочих. Пока же, на пути к немецкому социалистическому раю, придется потуже затянуть пояса (эта «приятная» процедура ждала, конечно, только рабочих…).Но, немецкий пролетариат никогда не пошел бы на поводу у такой, по сути примитивной, демагогии, если бы годы и годы их социал-демократические руководители не занимались тем же патриотическим жульничеством. С момента войны 1914-18 годов, когда социал-демократическая партия, вместо того, чтобы использовать затруднительное положение своего правительства для революционных выступлений, помогла своему правительству и своему капиталу в борьбе с иностранными конкурентами, с этого момента был заключен «патриотический союз» руководителей немецкого рабочего движения и немецкого капитала. Конечно, в проигрыше от такого союза оставались только рабочие. Фашистам нужно было только изменить форму этого союза. Таким образом, почва для системы национал-социалистической социальной демагогии «единства всех классов вокруг фюрера и партии» была также заложена социал-демократами. Достаточно открыть учебник истории, чтобы безошибочно угадать, кому прокладывают дорогу лидеры коммунистического движения стран бывшего СССР, рассуждающие о «патриотизме», «национальных интересах», «патриотических предпринимателях». Эрнст Тельман, руководитель Коммунистической партии Германии, который бескомпромиссно боролся с социал-патриотизмом и погиб в фашистском концлагере, описывал суть социальной демагогии нацистов:«Массы забывают иногда повседневную нужду и заботы, в особенности если им …говорят в замаскированной под социалистическую и разукрашенной под антикапиталистическую форме о том величии, которое ожидает Германию в будущем; тогда настроение масс меняется и, как, например, при гитлеровских выступлениях на собраниях, оно находит своё выражение в появляющейся радости и восторге. Для того повсюду в Великой Германии организуются многочисленные политические собрания и массовые доклады, для того выступают и выступают с речами вожди нацистов, чтобы отвлечь внимание народа от размышлений о его действительных интересах, держать его в состоянии подъёма и целеустремленно наталкивать его на якобы социалистические лозунги и дела национал-социалистского режима»[29].Пропаганда фашистов была гораздо более изощренной, чем это принято думать. Конечно, вряд ли немецкое рабочее движение смогло бы подпасть под ее влияние без разгрома рабочих организаций и физического истребления коммунистов и рабочих лидеров. Фашисты даже переделывали марксистские лозунги так, чтобы они служили их целям. Как вам нравится название статьи главы фашистского Трудового фронта Лея: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»?«…трудящиеся должны сплотиться», – писал один из вождей фашистской партии. – «Лозунг всех пробуждающихся народов, в жизни которых труд занимает центральное место, отныне должен гласить: рабочие всех стран, соединяйтесь для свержения господства английского капитализма».Вот так, пролетарии, соединяйтесь, но только против английского капитализма. Отголоски такого «социалистического патриотизма» мы найдем и сегодня в «стране, победившей фашизм». У нас найдется десяток-другой левых авторов, которые призывают пролетариев соединяться, но только против «компрадорского» или «либерального» капитала. А кое-кто и прямо говорит о том, что в борьбе с «главным врагом» – «либеральными» капиталистами (олигархами, сионистами и т.д.) можно блокироваться с «национальной» буржуазией, а то и с самим Путиным. Последствия такого «исторического блока» для Германии общеизвестны, но История, видимо, опять учит постсоветских левых только тому, что ничему не учит.Таким же образом оправдывались и завоевательные войны германского империализма. Вот, например, нацистская газета «Национальцайтунг» в передовой «Социализм против капитализма» (!) писала: «В то время как западная плутократия Англии и Франции затеяла эту войну исключительно для того, чтобы сохранить свою эксплуататорскую систему и навязать её всем народам земного шара, Германия в противовес этой дерзости задалась целью уничтожить эксплуататорские стремления иудейско-капиталистической клики Англии и Франции, обеспечить любой ценой своё право на существование, т. е. завоевать социалистическое право на устройство своей жизни по собственному желанию».Униженным и подчиненным положением России в мировой системе капитализма и сегодня пытаются оправдать растущие аппетиты российского капитала. Стоит раз встать на такую точку зрения – и уже нефтяная война в Чечне окажется «войной за единство России», а то и за само ее существование; дипломатические интриги на Кавказе – «борьбой за воссоединение братских республик»; вмешательство во внутренние дела Украины и поддержка криминального кандидата в президенты – проявлением «славянского братства» и т.д. и т.п. Вторая мировая война стала войной интернационального советского социализма и национального «социализма» германской буржуазии. Эти две тенденции зародились еще в недрах Второго Интернационала, где интернационалистическая позиция Ленина противостояла социал-патриотизму правых социал-демократов. Эти две тенденции, проделав определенное историческое развитие, столкнулись между собой снова – но уже на полях сражений Великой Отечественной войны. Поэтому не будет преувеличением сказать: борьба с фашизмом начинается с борьбы с оппортунизмом и социал-патриотизмом.Борьба против империализма и патриотыА как же борьба против империализма? Здесь, безусловно, патриотическая идеология является союзником в борьбе за национальное освобождение колониальных стран. Но каково соотношение патриотизма и коммунизма в странах Третьего мира после их освобождения от колониальной зависимости?В этом вопросе наибольшее значение имеет вопрос о роли национальной буржуазии в странах зависимого капитализма, ведь именно она выдвигает лозунги патриотизма в период борьбы за независимость. Этот вопрос рассматривает в своем выступлении на Международном коммунистическом семинаре в Брюсселе в 2002 году представитель Коммунистической партии рабочих и крестьян Пакистана. Он говорит о том, что национальная буржуазия колониальных и полуколониальных стран в своем развитии проделывает тот же путь, что и европейская буржуазия. Национальная буржуазия возникает как революционный класс, борющийся против империализма и остатков феодализма. Революционная программа национальной буржуазии заключается в освобождении от иностранного гнета и проведении аграрной реформы более-менее полно устраняющей помещичье землевладение, а также демократическом преобразования государства. Однако, с ростом пролетариата в странах «Третьего мира» национальная буржуазия переходит на контрреволюционные позиции, объединяясь с империалистическими и феодальными силами. Это не исключает противоречие между империализмом и национальной буржуазией, однако, с развитием промышленности и появлением более сильной угрозы для существования национальной буржуазии – рабочего класса – это противоречие отодвигается на второй план.В разных странах национальная буржуазия прошла через полосу революционности и перешла в контрреволюционный лагерь, причем произошло это в мировом масштабе. В Китае национальная буржуазия была представлена партией Гоминдан (Национальная партия). Совершив буржуазно-демократическую революцию в 1911 году, национальная буржуазия Поднебесной перешла на контрреволюционные позиции, учинив в 1927 году кровавую расправу над коммунистами, с которыми до этого боролась бок о бок. В 1947-49 в результате индонезийско-нидерландской войны получила независимость Индонезия. Национальная буржуазия страны под руководством президента республики Сукарно провела ряд демократических преобразований и мероприятий, направленных на обеспечение независимого экономического развития. Однако, с ростом влияния Коммунистической партии, которая в 1960-х годах насчитывала миллион членов, национальная буржуазия сочла лучшим выходом заключить альянс с американским империализмом. Совершив в 1965 году государственный переворот, генерал Сухарто жестоко расправился с коммунистами, в ходе военного переворота было убито более миллиона коммунистов и их сторонников.В Индии национальная буржуазия была представлена Индийским национальным конгрессом. Придя к власти, эта патриотическая партия также перешла на сторону империализма, в особенности, после крестьянских восстаний под руководством Коммунистической партией Индии (марксистско-ленинской). Представителем национальной буржуазии была также партия БААС в арабских странах. (Как мы знаем, иракский БААС также жестоко расправился с коммунистами. Кстати, в Ираке коммунистов подвергали гонениям именно как предателей национальных интересов и «агентов Москвы». Членов Политбюро Иракской компартии три раза провели с позором вокруг советского посольства в Багдаде и затем повесили прямо перед окнами). Пакистанский марксист делает вывод из истории развития национальной буржуазии в странах «Третьего мира» об утере ее революционности и перехода в лагерь империализма:«Фактически свержение целого ряда националистических революционных руководителей, таких как Кваме Нкрума в Гане, Патрис Лумумба в Конго, Сукарно в Индонезии, Арбенс в Гватемале в 1950-1960 годы означало начало конца революционной эпохи национальной буржуазии. В семидесятые годы положение еще более усугубилось. В Индии государство жестоко разгромило Компартию Индии (марксистско-ленинскую). В Пакистане рабочее движение в 1973 подвергалось жестоким репрессиям. В Египте Анвар Садат капитулировал перед сионистскими и империалистическими силами, что свидетельствовало об изменении характера и роли национальной буржуазии в колониях и зависимых странах.В 80-90-е годы XX века произошла полная капитуляция национальной буржуазии перед империализмом, усилившим ограбление народов третьего мира. Среди ряда других факторов, утеря революционного характера национальной буржуазией создала политический вакуум, в котором произрастал религиозный фундаментализм во многих партиях мира, например, BJP (Баратия Яната Парти) в Индии, интегризм в Иране, Пакистане, Афганистане и на Среднем Востоке. Эти процессы в зависимых странах совпали с разрушением социалистического лагеря и усилением агрессивного, милитаристского характера империализма, прежде всего США, что свидетельствовало о наступлении мрачного периода реакции».Важным для нас выводом является итоговая оценка пакистанским марксистом роли национальной буржуазии, а, следовательно, и ее патриотической идеологии:«Остается ли она революционным классом или превратилась в препятствие для коммунистов в деле воспитания и организации пролетарских и полупролетарских масс города и деревни в духе подготовки к революции? На этот вопрос следует недвусмысленно ответить: в современных условиях национальная буржуазия утратила свою революционную роль!»Опыт национальных движений зависимых капиталистических стран показывает, что борьба против империализма возможна сегодня только как борьба за социалистическую революцию, в которой национальный и транснациональный капитал оказываются по одну сторону баррикад – в контрреволюционном лагере. Сегодня борьба против империализма вне рамок борьбы за социалистическую революцию в подавляющем большинстве стран мира – бесперспективна и реакционна. Социалистическая революция – мировой процесс, следовательно, хотя борьба и проходит в национальных рамках, ставить перед социалистической революцией некие «патриотические задачи» просто невозможно.Сегодня там, где стоит задача освобождения от империалистической неоколониальной зависимости, решить ее может только пролетариат, а сама эта задача неотделима от всемирной пролетарской революции.Россия и патриотыВ целом противоречие российских коммунистов с патриотами (называющими или не называющими себя коммунистами) состоит в том, что коммунисты своей программой минимум ставят установление диктатуры пролетариата, то есть победу социалистической революции (см. напр. Программу Российской коммунистической рабочей партии: «Возрождение Советской власти… – это коммунистическая программа-минимум в условиях любой формы диктатуры буржуазии. Задача восстановления Советской власти на практике означает необходимость осуществления социалистической революции»). Патриоты же, даже если они и согласны на социализм, говорят, что Россия должна пройти некий особый национально-освободительный этап борьбы, на котором ведущей силой является национальная буржуазия, а коммунисты должны лишь прикрывать ее левый фланг. Мы уже видели, что в современном мире даже в странах неоколониальной зависимости национальная буржуазия утратила свою прогрессивную роль и сомкнулась с силами империализма, а патриотическая идеология успешно маскирует реальное единство национальной и транснациональной буржуазии. Тем более это верно для России, капитализм которой вступил в империалистическую стадию своего развития, а значит, готов к социализму. Несмотря на очевидность этого экономического факта, империалистический характер России продолжает отрицаться теми, кто желал бы подчинить рабочее движение нашей страны интересам т.н. «национальной буржуазии». В связи с этим, один из лидеров коммунистической рабочей партии (РКРП-РПК) и профсоюза «Защита труда» Виктор Гамов пишет:«Надо покончить с мнением о том, что капитализм в России носит какой-то несовершенный, незаконченный характер. На самом деле именно в России мы имеем дело с империализмом, который повсюду и очень активно ищет свою добычу».Дело осложняется тем, что империализм понимается сегодня патриотами, да и многими из тех, кто называет себя марксистами, не по Ленину, а по Каутскому. Для Каутского, как и для современных патриотов, империализм – это такая политика, которая связана с захватами, агрессией и т.п. А поскольку в полном объеме такую политику сегодня может осуществлять только США, то и понятие «империализм» превращается в псевдоним американского империализма. Империализм для патриотов – это мощная армия. Посмотрите на российскую армию, говорят они, армия в развале, значит, у нас не империалистическая страна, а колония Запада, не правительство российской буржуазии, а колониальная администрация. Значит, нужно сплотить все патриотические силы и бороться с иностранным засильем, спасать Россию, а уж только потом можно подумать и о социализме. В отличие от каутскианского понимания империализма, ленинское понимание исходит из того, что империализм – это явление экономическое, а не политическое, и империализмом называется такая стадия капитализма, когда свободная конкуренция превращается в монополию, в результате чего происходит слияние промышленного и банковского капитала и образование финансовой олигархии.Становление российского империализма настолько очевидно, что его не отрицают даже буржуазные аналитики. Например, в журнале «Смысл» №7 за 2003 год:«На жаргоне российских журналистов, олигархи – это крупные бизнесмены, из-за кулис диктующие свою волю министрам и президентам. Такую трактовку олигархии предложил в марте 1997 года Борис Немцов. Это определение более или менее соответствует представлению Ленина о финансовой олигархии как одной из характеристик "последней стадии капитализма"».Превращение российского капитализма в монополистический прошло стремительно, чему помог тот факт, что производительные силы достались российскому капиталу по наследству от социализма, в развитом виде. Крупные финансово-промышленные группы, основа империализма, начали формироваться в нашей стране в период так называемых «залоговых аукционов», когда государство сплавляло частным капиталистам по дешевке разнообразные предприятия. Схема «залогового аукциона» родилась в голове Владимира Потанина, президента ОНЭКСИМбанка, в 1994 году от имени консорциума коммерческих банков он сделал правительству следующее предложение: банкиры готовы предоставить правительству, остро нуждавшемуся в средствах, кредиты под залог пакетов акций крупнейших госпредприятий. Образовавшиеся чуть раньше банки скупали тогда эти предприятия, в основном, с целью перепродажи, однако, результатом всего процесса стало образование крупных финансово-промышленных групп вокруг банков МЕНАТЕП, ОНЭКСИМ, «Российский кредит», Инкомбанка. Собственно, отсюда можно начать отсчет формированию монополистического капитализма в России. МЕНАТЕП таким образом получил нефтяную компанию ЮКОС, ОНЭКСИМ – «Норильский никель» и т.д. Ведущие российские банки скупали крупные сырьевые предприятия и компании, формируя финансовый капитал и финансовую олигархию.Российский капитал развивает экспансию на мировые рынки, пользуясь выгодной для себя конъюнктурой. Прежде всего, это касается сырьевых отраслей (топливный сектор, где занято всего 6% населения, дает 55% поступлений в бюджет) и рынка вооружения. Последние годы добыча нефти росла «стахановскими» темпами. С 2000 по 2003 она выросла с 323,5 млн. тонн до 421,4 млн. тонн. За это время ЮКОС и Сибнефть ежегодно увеличивали добычу на 14-19%, а Славнефть – на 24%. Газпром – государственный газовый монополист – увеличил добычу с 523,1 млрд. куб. метров газа до 540,2 млрд. Рост экспорта шел еще быстрее – в 2003 году Россия вышла на первое место по экспорту нефти, обогнав Саудовскую Аравию. В 2004 году объем нефтяного экспорта составит 240 млн. тонн (максимальный объем экспорта в СССР составлял 134 млн. тонн).Роль российских банков в экономике также полностью соответствует тому, что понимал под «новой ролью банков» при империализме Ленин. Сегодня около 70% совокупных активов российского банковского сектора приходится на 300 крупнейших банков, в то время как только 30% приходится на около 1200 оставшихся. Патриоты акцентируют внимание на роли иностранного капитала в банковском секторе. Да, эта роль велика. Но если в Российской империи начала века свыше ¾ банковского капитала приходилось на «дочерние» общества французских, немецких и английских банков (и при этом Ленин характеризовал царскую Россию как империалистическую державу), то сегодня в путинской России в тридцатке крупнейших российских банков «дочки» западных банков составляют лишь незначительное меньшинство.Значительную роль в экономике России играет государственно-монополистический сектор, отрицать империалистический характер которого очень трудно. В особенности это касается «Газпрома» и корпораций военно-промышленного комплекса. За 2000-2003 годы объем экспорта российских вооружений постоянно рос, достигнув в 2003 году $5 млрд. (94% экспорта вооружений контролирует госпосредник «Рособоронэкспорт»). Также рос и государственный оборонный заказ, за время первого президентства В.Путина он вырос в 2,5 раза, составив $4,7 млрд.Реакционная, империалистическая сущность российского империализма, в особенности, дорогого патриотам военно-промышленного комплекса, подчеркивается в заявлении ЦК коммунистической рабочей партии (РКРП-РПК) «Рабочий класс и мировая война»:«Российская буржуазия, заведшая экономику страны в длительный, затронувший все стороны общественного и экономического порядка кризис, ищет выход из него на тех же путях, что и империалистическая буржуазия Штатов. Сходство выводов и выбора пути капитанами российского и американского капитала объясняет союзнические отношения двух правительств в решении проблемы "международного терроризма" в Чечне, Афганистане и в других регионах азиатского континента. Выбранный ими способ решения "проблемы" предполагает создание взаимосвязанных очагов конфликта в Азии, тем самым - обеспечение емкого рынка для военно-промышленных комплексов США и России. Стратеги военно-промышленных комплексов обоих государств считают, что создание обстановки, когда "азиаты убивают друг друга", автоматически создает условия для наращивания производства наукоемких вооружений и вывода экономики обоих государств из всеобъемлющего кризиса. Таким образом, мировая буржуазия толкает мир к новой мировой войне, жертвами которой станут миллионы рабочих и крестьян Афганистана, Индии, Пакистана, Ирана, Ирака и других стран Азии.Возможно, что какая-то часть зависимых от буржуазии людей согласится с подобным решением российских экономических проблем. Тем более, что к согласию с Путиным в этом вопросе призывают многочисленные и создающиеся каждый день национальные, народно-патриотические, православно-христианские и другие подобные партии и движения.Между тем, рабочие и крестьяне России должны знать, что разработанный в глубокой тайне от них план "вывода мировой экономики из кризиса" неизбежно приведет к военному столкновению вооруженных сил США и России на азиатском континенте. Это столкновение как в воронку затянет многие государства, приведет к новой мировой войне и потребует принесения в жертву капиталистическим прибылям жизней миллионов простых людей всех континентов и всех капиталистических стран, в том числе, а может быть и в первую очередь, – России». Экспорт капитала, являющийся одной из сущностных черт империалистической стадии капитализма, также развивается довольно быстро. Только «ЛУКОЙЛ» инвестировал более $3,2 млрд. за рубежом. В декабре 2000 года корпорация купила 1260 заправочных станций в США, а чуть раньше сеть нефтеперегонных заводов в Болгарии, Украине и Румынии. 58% болгарской компании «Нефтехим», производящей 7% ВВП Болгарии, принадлежит «ЛУКОЙЛ».В то же время, нельзя забывать, что российский капитализм в целом находится в подчиненном положении по отношению к более мощным империалистическим державам – США и ведущим странам Евросоюза. Россия находится на 12-м месте по объемам ВВП и по объемам экспорта товаров, на 19-м месте по объему экспорта капиталов и на 15-м месте по доле капитала в общем капитале 500 ведущих транснациональных корпораций. Таким образом, значительно отставая от ведущих империалистических стран, Россия представляет собой империалистическую страну «второго сорта», или «субимпериализм», если пользоваться термином современных теоретиков «зависимого развития». Это вовсе не исключает его империалистического характера (в качестве примеров такого рода империализма в начале ХХ века можно назвать Италию («империализм голодранцев»), Португалию или саму Российскую Империю, подчиненную в финансовом отношении французскому империализму).Если исследовать российский капитализм действительно научно, пользуясь марксистской теорией империализма, а не теорией Каутского, то рассуждения о том, кого следует поддержать - «либералов» или «патриотов», Путина или «демократов» - лишаются всякого смыла. На деле – это два крыла одной монополистической российской буржуазии, финансовой олигархии, предлагающие лишь различные пути дальнейшей интеграции России в мировую систему империализма. Российская буржуазия, также как и все ее отдельные части, одинаково реакционна. Во-первых, все группы российских капиталистов проводят исключительно хищническую политику по отношению к трудящимся, беря за образцы самые реакционные капиталистические страны современности. Во-вторых, перейдя в империалистическую стадию, российский капитал стал планомерно сворачивать им же провозглашенные буржуазно-демократические права и свободы, и перешел к построению жесткого, централизованного государственного аппарата, укреплению репрессивных органов. И эту ситуацию не изменят никакие «оранжевые революции», так как «либеральному» крылу российской буржуазии также понадобится мощный государственный аппарат для осуществления своего господства (достаточно вспомнить, что путинская система власти выстраивалась при активном участии «либералов»).Поэтому, для российских коммунистов, если они хотят оставаться на позициях рабочего класса, как и для коммунистов других империалистических стран, всякий патриотизм на сегодня исключен. [1] К.Маркс, Ф.Энгельс, Соч., т. 4, стр. 444.[2] К.Маркс, Ф.Энгельс, Соч., т. 3, стр. 61.[3] К.Маркс, Ф.Энгельс, Соч., т. 4, стр. 444.[4] В.И.Ленин, ПСС, т. 33, стр. 5.[5] В.И.Ленин, ПСС, т. 37, стр. 190.[6] В.И.Ленин, ПСС, т. 37, стр. 190.[7] В.И.Ленин, ПСС, т. 37, стр. 190.[8] В.И.Ленин, ПСС, т. 26, стр. 106.[9] В.И.Ленин, ПСС, т. 26, стр. 107.[10] В.И.Ленин, ПСС, т. 26, стр. 107-108.[11] В.И.Ленин, ПСС, т. 17, стр. 190.[12] В.И.Ленин, ПСС, т. 27, стр. 256.[13] И.В.Сталин, Соч., т. 2, стр. 305.[14] И.В.Сталин, Соч., т. 2, стр. 306-307.[15] И.В.Сталин, Соч., т. 13, стр. 28.[16] И.В.Сталин, Соч. т. 13, стр. 104-105.[17] В.Перло, Американский империализм, М., 1951, стр. 29.[18] В.И.Ленин, ПСС, т. 23, стр. 61-62.[19] Цит. по У.Фостер, История трех интернационалов, М. 1959, стр. 211-212[20] Там же.[21] Там же.[22] Там же.[23] В.И.Ленин, ПСС, т. 30, стр. 328.[24] Г.Лукач, Ленин. Исследовательский очерк о взаимосвязи его идей, М. 1990, стр. 56.[25] Г.Лукач, История и классовое сознание, М. 2003, стр.167.[26] Л.Альтюссер, Легко ли быть марксистом в философии? // Althusser L. Est-it simple d'etre marxiste en philosophie?[27] И. Сталин, Сочинения, т.17, стр. 179[28] Г.Лукач, История и классовое сознание, стр. 133[29] Новая и новейшая история. 1997. № 2. С. 96-97 |
Главная
