Публикация на сайте Правмир материала «Убиты, но не прославлены» из январского номера журнала «Нескучный сад» вызвала острую полемику. В частности, возмущение ряда читателей вызвало опубликованное дискуссионное мнение относительно перспектив канонизации убитого в 2009 году иерея Даниила Сысоева. В ответной статье о. Георгия Максимова, опубликованной на сайте «Правмир», был выдвинут ряд резких упреков эксперту «НС», специалисту по древним мученикам, сотруднику Центра истории восточно-христианской культуры ИВИ РАН Андрею Виноградову.

После этой публикации Андрей Виноградов обратился в редакцию «НС» и «Правмира», указав, что его слова при публикации были искажены. Редакция «Нескучного сада» провела разбирательство, и установила, что при подготовке публикации редактором раздела были допущены грубые ошибки, в частности, финальный вариант текста интервью не был согласован с экспертом. Виновный в этом редактор понес наказание. Редакция приносит свои извинения А.Виноградову и читателям. Авторизованный А. Виноградовым текст о древних и новых мучениках мы публикуем на сайте «Православие и мир».

В чем смысл мученичества? Всегда ли мученичество должно быть добровольным? Почему не признаны мучениками, убитые, но не отрекшиеся Христа: в Чечне – священник Петр Сухоносов, в Кабардино-Балкарии – священник Игорь Розин, оптинские насельники – о. Василий, иноки Трофим и Ферапонт, солдат Евгений Родионов, замученный в чеченском плену? Многие верующие почитают их как мучеников.

Отвечает Андрей ВИНОГРАДОВ, старший научный сотрудник Центра истории восточно-христианской культуры ИВИ РАН.

Аргументация кровью

- За что Церковь почитает мучеников?

- Мученик — это человек, который ценой своей жизни засвидетельствовал веру во Христа. Слово «мученик» в русском языке связано со словом «мучение», но по-гречески мученик – это «μάρτυϛ» (мартюс), т.е. «свидетель». Не совсем понятно, почему «мартюс» стали переводить на славянский как «мученик», если идея мучений как раз здесь вторична. Отчасти это можно объяснить тем, что славян в подвиге мученичества больше всего поражали сами страдания, которые могли претерпеть мученики.

^[1]

Икона святых новомучеников и исповедников Российских

В то время как для греков, которые с феноменом мученичества познакомились на тысячелетие раньше, когда вера во Христа только распространялась, центральной была тема свидетельства мучеников о Христе. Как участвует свидетель в суде — приходит и говорит правду. А за правду о Христе в те времена казнили. Жизнь — это самое драгоценное, что есть у человека, и он как бы должен решить: меняет он ее на вечную жизнь или не меняет. В этом смысле смерть — это такой знак, порог, который нельзя перейти «просто так». Да, в жизни мы делаем выбор — свидетельствовать о Христе или не свидетельствовать, но выбор перед лицом смерти — окончательный.

Если христианин исповедует Христа и за это погибает, то тем самым он свидетельствует о своем родстве со Христом, уподобляется Ему. Доказывает, что стал человеком, который презрел плоть и кровь, презрел внешнего человека, и стал человеком внутренним, отказался от временной жизни — не потому, что она ему надоела или была какой-то безрадостной,— а потому, что вечная жизнь для него действительно желаннее, дороже.

И в этом смысле, как для древней Церкви, так и для нас, мученики являются духовными ориентирами.

- То есть в мученичестве важны не страдания сами по себе, а то состояние души, которое они нам показывают?

- Страдания очищают душу от страстей. Но в случае мучеников их страдания и смерть — это скорее свидетельство их близости к Богу в момент кончины, чем стремление найти способ к Нему приблизиться. По римскому судебному протоколу человеку сначала предоставлялась возможность отказаться от Христа и тем самым спасти свою жизнь, и только после этого его подвергали пыткам. То есть решимость быть со Христом присутствовала в мучениках еще до страданий, а претерпевание страданий показали силу этой решимости, силу веры. Для нас ценны не страдания мучеников сами по себе, но результат, к которому они приводят. Перенесенные ради любви к Богу страдания показывают, насколько человек верит в то, что есть другая жизнь. Ценность страданий для самих мучеников — это отдельный вопрос. В определенном смысле это аскетика без аскетики: здесь нет аскетизма как постоянного упражнения, подвига, обуздания плоти, и т.д. Это мгновенный акт отречения от мира.

- Возможно ли мученичество в мирное время, когда христиан не пытаются мучениями заставить отречься от Бога?

- Тот дух, который двигал мучениками, всегда жив в Церкви. В те периоды, когда нет гонений и войн, и нет возможности принять мученичество буквально, он ведет людей в монастыри, в пустыни, заставляет терпеть голод и жажду, обиды и лишения. Так люди избавлялись от томящего их мира и обретали внутри себя Царство Небесное уже здесь, на земле.

- На Пасху 1993 года были убиты трое насельников Оптиной пустыни – о. Василий, иноки Трофим и Ферапонт. Являются ли они мучениками?

- В истории Церкви есть подобные случаи. Например, известное «Сказание о мучениках на Синае и в Раифе убиенных». На синайских монахов напали варвары и убили большую их часть. В Византии монахов стали почитать как святых, ведь они не прятались, не уходили куда-то, что было бы нормально, а вполне были готовы умереть, и действительно были убиты за свой статус христианина. Так что, если бы такой случай произошел в Византии, эти священноиноки, по крайней мере, пользовались бы почитанием как местночтимые святые.

- Комиссия по канонизации не нашла достаточных оснований для признания святым Евгения Родионова, солдата, погибшего в чеченском плену. А многие верующие почитают его как мученика. Были ли в истории Церкви примеры прославления воинов, попавших в иноземный плен, и убитых в похожей ситуации?

- Типологически случай Евгения не отличается от случая сорока двух аморийских мучеников. В середине IX века византийцы потерпели поражение от арабов, и те захватили город Аморий в Малой Азии. И сорок два высокопоставленных византийских полководца были уведены в тюрьму в Багдаде, где в течение семи лет содержались в тяжелых условиях. Когда им стали предлагать перейти в ислам и этим сохранить себе жизнь, они отказались и были обезглавлены. Церковь прославила их как святых со статусом мучеников. Евгений тоже попал в плен и тоже был убит. Однако комиссии не удалось установить факт того, что Евгению действительно предлагали отречься от Христа, обстоятельства его смерти точно неизвестны. Кроме того, с его почитанием есть некоторая проблема, которая обусловлена средой, в которой возникло его почитание как мученика. Почитание стало стихийно распространяться в той же среде, которая производит нам царебожников, борцов с ИНН и т.п.

Вообще у нас в Церкви существует такое невербализированное мнение, что сейчас святых быть не может, по крайней мере, таких святых, о которых мы знаем, что они отличались бы святой жизнью, а не только праведной смертью. Хотя из древности известны поразительные истории святых мучеников, чья предшествующая жизнь явно противоречила их дальнейшему подвигу. Скажем, Порфирий Мим, который изображал на сцене театра кощунственную пародию на таинство крещения. Во время комического действия он по настоящему уверовал во Христа, искренне крестился.

Сегодня в Русской Церкви нет парадигмы святости. Можно сказать, что это открытый вопрос. В III веке, или в эпоху гонений в XX веке в 30-е годы, такая парадигма мученичества была. Но она была разной и там и там.

- Если христианин в пылу полемики оскорбляет святыни другой религии, и его за это убивают — является ли он мучеником? Например, епископ Менсурий Карфагенский (IV в.) запрещал своей пастве посещать в темницах тех, кто попадал туда из-за оскорбления язычников, а Эльвирский Собор (305) постановил, что убитые в походах при разрушении языческих капищ и идолов не должны быть признаваемы мучениками.

- Сегодня этот вопрос актуален, скорее, в контексте природы современной межрелигиозной полемики. Дело в том, что с определенного времени во многих ситуациях эта полемика направлена не на того, к кому она обращена. Например, она может быть построена так, что, по сути, ее целью было не убедить представителей другой религии, мусульман отказаться от Мохаммеда, от Корана и обратиться в Христианство, а показать нам нашу особую православную идентичность, несхожесть с мусульманской, и еще раз укрепить стену вокруг нашей Церкви. В этом смысле это полемика «для себя», не «для другого». Я не вижу ценности именно в этой полемике как таковой.

Если человек провоцирует других на грех убийства, оскорбляя чужие святыни, то не до конца понятно — за что его убили? За то, что он христианин, или за то, что он оскорбляет людей? На мой взгляд, если человек чувствует в себе силы исповедовать Христа, засвидетельствовать Его и умереть за Него, это подвиг. Другое дело, когда человек идет на это опрометчиво и тем вводит других людей в большой соблазн — вот это опасно. Конечно, с точки зрения строго церковной, Мохаммед — лжеучитель, он вводит людей в заблуждение. Но, с другой стороны, мы знаем, что Господь хочет спасения людей, а тут получается, что человек провоцирует мусульман на грех, на убийство. Впрочем, такая позиция не нова: так поступали и многие греческие новомученики периода туркократии.

Мученичества исторические и эпические

- Когда читаешь некоторые жития древних мучеников, возникают вопросы: кто был свидетелем этих событий, насколько они достоверно изложены? Как возникли жития мучеников?

- С начала II века до первой четверти IV века сведения о первохристианских мучениках брались из протокольных записей их допросов, которые велись римской судебной администрацией. В протоколе записывалось: кто, кем и по какому обвинению доставлен в суд, следовали вопросы судьи, очень похожие на вопросы российским новомученикам: где вы собираетесь, кто вас укрывает, какие у вас книги, где они хранятся, кто их хранит и т.д. То есть вопросы, носящие практический характер и направленные на действие судебно-сыскной системы. Никаких развернутых богословских дискуссий мученики не ведут, они просто удостоверяют, что они христиане, отказываясь служить римским богам.

Затем следует описание действий судьи и текст приговора. Такие мученичества в агиографии обозначают термином passions historiques (исторические мученичества — фр.). Они не содержат никаких авторских дополнений, только воспроизводят протокол допроса. Христиане выкупали у писцов копии судебных актов и затем публиковали, снабжая указанием, что мученик был христианином. В конце текста, там, где шла традиционная римская датировка — в правление такого-то императора, в год такой-то – также добавлялось: «в правление Господа нашего Иисуса Христа над нами, в год такой то».

Эти тексты были важным свидетельством, укрепляющим членов христианской общины в эпоху гонений. По-видимому, они читались на день памяти мученика, которые поминались в общине особенно торжественно, сопровождаясь песнопениями и даже особыми ритуальными танцами. Ведь в древности религиозное песнопение было связано с танцем намного больше, чем в культуре нового времени. Впоследствии Церковь танцы на могилах запретила, хотя в некоторых Церквях они сохранились до сих пор — например, в Эфиопской церкви священным танцам учат целых 6 лет.

Исторических мученичеств до нас дошло чуть больше двадцати, все они собраны в книге Герберта Музурилло (Musurillo H., The Аcts of the Сhristian Martyrs). В этот момент появляется проблема: в общине есть мученики, есть о них память, но не сохранилось никаких актов. А для чтения на память мученика все-таки требуется какой-то текст.

И текст для чтения появляется, его моделируют на основе уже сложившегося жанра мученичества. Берется стандартный протокол допроса, и по аналогии с ним пишется новый. Во многих из этих текстов действительно содержится историческая правда о мученике, поскольку вопросы на суде были стандартными, а обстоятельства казни мученика были доподлинно известны общине. С течением времени такие сухие тексты начинают казаться не очень подробными, не очень интересными, и их начинают украшать подробностями.

По счастью, мученичество Агапии, Хионии и Ирины дошло до нас в своей первоначальной форме, поэтому мы можем проследить, как шла переработка этого текста. Добавлялись романные элементы: правитель должен оказываться в какой-нибудь комической ситуации, например, возжелав мученицу, залезть ночью случайно на кухню и перемазаться в саже от котлов, а потом храпящим заснуть на своем троне. В такой версии этот рассказ становился намного более популярным. Такие мученичества, в которых первоначальное зерно подверглось переработке, называются в исторической агиографии passions ѐpiques (эпическими мученичествами — фр.).

Кроме того, про некоторых мучеников было действительно известно, что они совершали чудеса, но что римский протокол, кроме редких случаев, такие вещи не фиксировал. Например, о мученицах Агапии, Хионии и Ирине протокол свидетельствует, что одну из них правитель приказал отвести в публичный дом и выставить на поругание. «Но благодатью Святого Духа она сохранила и сберегла свою чистоту для Владыки всех Бога: никто не отважился подойти к ней и не попытался обойтись с ней дерзко, даже на словах». Ясно, что эта фраза не была записана в протокол и была позже добавлена христианами, но она соответствует тому, что происходило.

Однако такие чудеса не очень похожи на те чудеса, которые мы знаем из мученичеств. Например, если в историческом мученичестве Агапии, Хионии и Ирины они просто умирают, брошенные в огонь, то в переработанной версии рассказывается, как святая уходит на гору, за ней посылают всадников, они бродят вокруг горы и никак не могут до нее добраться, наконец, случайно посланная стрела ее поражает, и она умирает с красивой молитвой на устах. Естественно, такие рассказы людям слушать было интереснее, они больше воодушевляли. И чем дальше уходили люди от эпохи протоколов, тем более им хотелось романизированных биографий святых.

Кроме того, мученичество всегда начинается в момент ареста святого и заканчивается с его смертью. В отличие от жития, которое начинается с рождения. С развитием жанра жития у христиан возникает интерес: а что было с мучеником до его ареста? Где он родился, откуда он произошел и т.д. Жанр разрастается, и чем дальше, тем сильнее.

Можно рассказать одну и ту же историю сухим, скупым языком, а можно написать об этом «Войну и мир». В определенном смысле нельзя говорить, что «Война и мир» — это совсем неправда, так вполне и могло происходить во время войны. В конце концов, это срез русского общества. Но с другой стороны мы понимаем, что это все же фикция, рассказ. Реальных протоколов допросов очень мало. С другой стороны, чисто фольклорных, назовем их апокрифическими, мученичеств тоже не так уж чтобы и слишком много. Например, явно апокрифическое мученичество вмц. Ирины, которая якобы три раза умирала и воскресала, при трех фантастических царях жила, обратила к концу жизни больше 1,5 млн человек, причем в таких городах, где и пяти тысяч жителей не было. Большинство же мученичеств находятся где-то между этими двумя полюсами. И разобраться, где здесь правда, а где нет, очень сложно. Нужен очень тонкий, тщательный анализ, который в своей массе еще не сделан.

Подготовил Иван НИКИФОРОВ.