Автор: Н.Евреинов
Везде шныряли разбойничьи шайки, творившия невероятные ужасы. По донесениям Ярославскаго обер-коменданта, разбойники напали на вотчину какого-то боярина, истязали его и сына, вскрыли у них груди, жрали сало, пили кровь (Мрочек-Дроздовокий: „Областное управление в России в XVIII веке). Правительство разумеется расправлялось с ними не менее жестоко и безпощадно. Голландский резидент передавал, что в Петербурге, при Петре, за один день повесили, колесовали и подняли за ребра 24 разбойника (Отзыв Кампредона. Сб. ист. о-ва в т. 40. 420). В 1732 г. казнили 20 разбойников, 15 били кнутом и сослали в вечныя каторжныя работы, 85 получили кнут и батоги (Тимофеев: „Телесныя наказания в русском праве" стр. 74). Но эти меры плохо помогали. Еще в 1765 г. в Орловской губернии разбойники разгромили вотчину и, не найдя денег, пытали помещика, его домашних и крестьян: подкладывали под их обнаженныя спины горячие уголья, жгли раскаленным железом, резали ножами (Орловские разбойники в 1766 г. Р. Стар. 1897 г., кн. 1—3-ья).
Варварския и медленныя казни устраивались тогда постоянно. Безпощадно-суровы были расправы с государственными преступниками, еретиками, взяточниками и пр. «А у пущих воров и разбойников ломаны руки и ноги колесами и те колеса воткнуты были на Красную площадь, на колья, и те стрельцы за их воровство ломаны живые, положены на те колеса и живы были на тех колесах не много ни сутки и на тех колесах стонали и охали и по указу один из них застрелен из фузеи» (Записки Желябужскаго). Таков был ужасный финал стрелецкаго бунта.
Передают, как однажды колесовали и казнили заговорщиков, замешанных в измене. Двум братьям переломали руки и ноги и привязали живых к колесу. В это время тут же шла расправа с остальными двадцатью, в числе которых был третий брат колесованных. И вот эти последние, видя скорую казнь, громко выражали свою зависть, сердились, роптали (М. Пыляев: „Застенок, пытки и палачи". Труд 1890, I).
Подобную же медленную смерть колесом причинили в 20-х годах ХVIII-го ст. фальшивомонетчикам. Берхгольц разсказывает, что им было дано лишь по одному удару, после чего они были привязаны к колесам, лицом вниз, и оставлены так на произвол судьбы. Один из этих несчастных поднял руку и отер нос; он имел достаточно сил поднять ее еще вторично, чтобы смахнуть брызги крови с колеса (Записки камер-юнкера Берхгольца).
В 1724г. колесовали таким-же образом обер-фискала Нестерова за похищение казенных денег (Записки гр. Бассевича, Рус. Архив, 1865 г. III.).
Не менее ужасны были и другия расправы с преступниками. Так, при открытии одного заговора на жизнь Царя, виновным, после пыток, отрубили правый руки и левыя ноги, затем левыя руки и правыя ноги, потом уже головы, которыя воткнули на колеса, а руки и ноги развесили вокруг на столбах („Повествование о России капитана Дж. Перри". Чтение об-ва истории и древности, 1871 г. II). | |
 | В 1701 году некоему Талицкому за то, что он писал письма «плевательныя и ложныя» о пришествии антихриста, устроили казнь «копчением творимую» (См. статью Филиппова, Юрид. Вестн., 1890 г. 5). Один фанатик во время богослужения «вывалил» из рук епископа образ и назвал почитание икон идолопоклонством. Его схватили и предали медленному сожжению: поставили на костер, дали в руки просмоленную палку и зажгли ее; палка сгорала, сгорела и рука; эта пытка продолжалась минуть 7, 8; тогда только зажгли костеръ (Дневник камер-юнкера Берхгольца).
Рядом с сожжением по прежнему практиковалось сажание на кол. Напр., этой казни подвергся один из главных участников заговора Царевича Алексея, маиор Глебов (Устрялов: „История Петра Великаго", т. 6-й). Говорят, что в 1721 г. за упорство в расколе и за бунт жителей гор. Торовца (в Сибири), Петр велел почти всех поголовно сажать на кол, и до сих пор в память этого события торовичан зовут коловичами (Максимов: „Сибирь и каторга", стр. 104). При Анне Иоанновне тем же способом казнены самозванец Миницкий и его сторонник священник (Соловьев, т. XX, стр. 418). |
Наказание волжских разбойников. (Из путешествия I. Hanway’s в 1764 г.). | |
| Все эти казни тем особенно ужасны, что смерть приходила к осужденным иногда лишь через несколько дней. Берхгольц передает, что один повешанный за ребро сделал попытку к бегству; он приподнялся, как то высвободил свое тело с крюка, упал, отполз на четвереньках и спрятался. На другой день его поймали и повесили вторично (Дневник камер-юнкера Берхгольца).
Особенно долго мучились муже-убийцы, которых, как сказано, закапывали живых в землю. В 1706 г. зарытая преступница умерла через пять дней (Собр. им. рус. ист. об-ва, т. XXXIX, 342), а в 1730 г. крестьянка Ефросинья пробыла в земле больше месяца, от 21 августа до 22 сентября (Русская старина, 1877 г).
В царствование Елизаветы смертная казнь была у нас, наконец, отменена; но по проекту Уложения 1754 г. той же Императрицы, предполагалась даже квалифицированная смертная казнь — разрывание лошадьми (Тимофеев: „Истор. телесн. наказ, в рус. праве).
|
Колесование. (Из собрания Дашкова). | |
 | Законы.
Устрашить, напугать, уничтожить непокорнаго — вот принцип законодателя в первой половине ХVIII-го века. Поглощенный идеей создать новый уклад жизни в России, вдвинуть ее в ряд других Европейских государств, Петр мало обращалъ внимания в своих указах на размер преступления; для него главным злом было неповиновение его воли, противодействие его желанию. В петровских законах нас прямо таки поражает неравномерность наказаний. Напр., кнутом били за первую и вторую татьбу и били не соблюдавших правила городского благоустройства, бросавших сор на улицу и т. д. |
Казнь через повешение за ребро. («Старые годы» 1911 г. июнь) | |
 | И раньше наши законы не отличались мягкостью, но Уложение Алексея Михайловича, рядом с законодательными постановлениями Петра Великаго и последующих Государей, кажется даже милосердным. Переменившийся уклад жизни породил много новых, раньше неизвестных, преступлений, обусловивших новые случаи телесных наказаний. С другой стороны, вместе с новыми, культурными учреждениями, пришли к нам с Запада и всевозможныя новыя орудия истязаний: шпицрутены, хождение на кольях и другия. Наконец, установился взгляд на телесное наказание, как на что то позорное, лишающее провинившагося чести, гражданских прав.
По Воинским процессам (добавление к Воинскому Уставу 1716 г.) телесныя наказания разделялись: на (П. С. 3., т. V, 1716 г., № 3006 уст. Воин, проц., ч. III, гл. 2. Оглавление в приговорах в наказаниях и казнях) обыкновенныя «егда кто (наказан) ношением оружия, сиречь мушкетов, седел, также заключением, скованием рук и ног в железо и питанием хлебом и водою точию, и по деревянным кольям ходить и битьем батогов», и 2) жестокое «егда кто тяжелым заключением наказан, или сквозь шпицрутены и лозы бегать принужден, тако же егда от палача (и кнутом) бит и запятнан железом, или обрезанием ушей, отсечением руки или пальца казнен будет, тоже ссылание в каторгу вечно или на несколько лет» 1).
Следовательно, как и раньше, преступникам в XVIII веке секли всевозможныя части тела; резали руки (за поднятие в сердцах шпаги с целью причинить вред (Воинск. Арт., гл. ХVIII, ар. 144), за нанесение в сердцах удара тростью или другим орудием (Воинск. Арт., гл, ХVII, ар. 146), пальцы (которым принималась присяга, за ложную присягу перед ссылкой на каторжную работу (Воинск. Арт., гл. ХХII, ар. 196); отсекали суставы (за поношение Матери Божией и Святых (Воинск. Арт., гл. I, ар. 4), уши и нос (за кражу из наметов или палубов в поле или походе (Воинск. Арт., гл. XXI, ар. 188) и за третью кражу не свыше 20 рублей перед каторжными работами (Воинск. Арт., гл. XXI, ар. 189).
|
Разрыванье лошадьми в XVI в. (F. Heinemann “Richter und Richtspflege in der deutschen Vergangenhait”) | |
Появились и новыя уродования: прожжение языка (за богохульство перед смертной казней (Воинск. Арт., гл. I, ар. 3), пробитое рук под виселицей на час ножем или гвоздем (за поранение — перед шпицрутенами (Воинск. Арт., гл. ХVII, ар. 143).
Членовредительныя наказания, обильныя еще в эпоху Петра, к половине ХVIII-го века начали вымирать. Правительству они были не выгодны: изуродованные люди создавали лишнюю тягость и обузу для общества. В начале царствования Елизаветы убийцам вместо смертной казни решили резать правую руку. Но это практиковалось не долго; «такие люди — по словам указа — ни к каким уже работам действительны быть не могут, но токмо тут получать себе будут пропитание», и 29 марта 1753 г. положено было убийц жестоко наказывать кнутом, клеймить и ссылать в вечную каторгу. В проекте Уложения 1754 г. членовредительных наказаний нет, их заменили кнутом. Сохранились только сечение языка и ноздрей.
Резали язык государственным преступникам, заговорщикам, бунтовщикам. При Петре так наказали Поклонскаго по делу царевича Алексея: его лишили языка, ушей и носа (Валишевский: „Петр Великий"). При Бироне, по свидетельству саксонскаго посланника Зума, Волынскому перед казней отрезали секретно в тюрьме язык, закрыли ему рот намордником и завязали на голове, чтобы не текла кровь (В. Гольцев: „Нравы русскаго об-ва в XVIII ст.", Юридический Вестник, 1886 г. I). При Елизавете это же наказание определили Лопухиной, Бестужевой и другим (См. ниже).
Рванье ноздрей в то время особенно часто практиковалось; оно обычно соединялось с торговой казней, клеймением и ссылкой на каторгу. Указ Петра 1705 г. гласил: «колодников, всяких чинов людей, которые в Его Государевых делах, и в татьбах и в разбоях и во всяких воровствах, краже, смертоубийстве и бунтовщиков.... смертию не казнить.... чинить им жестокое наказание и пятнать новым пятном, вырезать у носа ноздри и ссылать на каторгу в вечныя работы» (Тимофеев: „Ист. телесных наказаний в русск. праве", стр. 138—139). В 1724 г. правительство, заметив, что у многих каторжан «ноздри вынуты малознатно» предписало их «вынуть до кости» (П. С. 3. VIII, 15 Янв. 1724 г).
Поролись ноздри за притворство больным, с целью уклонится от службы; или, как это было, напр., со школьником Лукьяном Васильевым, — за пьяныя слова про Государя (ему вынули клещами ноздри, дали 30 ударов кнутом и сослали в каторгу на вечныя времена) (Семевский: „Слово и дело при Петре в XVIII веке”). В 1733 г. постановили за неправильное взимание откупов, сборов и подрядов или казнить смертно или вырезать ноздри и сослать на вечныя каторжныя работы в Сибирь (Карновича: „Герцог Бирон". Отечественныя записки 1873 г., кн. 10—11). В том же году за ложное слово и дело священникам, старым и негодным к военной службе указали, вырезывать ноздри и ссылать на вечныя каторжныя работы (Там-же). При Елизавете так наказывали рекрутов, сильно уязвивших себя; их ссылали потом в каторжныя работы (Указ о рекрутах при объявлении войны со Швецией в 1742 г). То-же полагалось за продажу беглых солдат.
В 1754 г. началось ограничение этого наказания, именно запретили вырезывать ноздри у ссыльных женщин; — указ гласил: «ноздрей у них не вынимать и знаков не ставить для того, что колодникам мужеска пола ноздри вырезать и знаки ставить положено в томъ разсуждении, чтобы они из ссылки.... побегов чинить и, непоставлением на них знаков, укрываясь в такия воровства поступать не дерзали, а женска пола из таких отдаленных в Сибири мест и побегов и воровства чинить не может» (П. С. 3. 10. 686 г).
Господство кнута в карательной системе ХVIII-го века продолжалось в прежних размерах. Торговую казнь назначали самым разнообразным преступникам, государственным заговорщикам, взяточникам, ворам, учинившим разбой без смертоубийства, отдающим в рекруты беглых солдат (Ук. о рекрутах 1742 г), понаровщикам, укрывателям (П. С. З. 3514 г., 1718; 3837 г., 1721 г), раскольникам, бежавшим из Сибири (П. С. З.: 4109 г. 1722 г. 1757 г. [В тексте – опечатка – написано «П. С. С.»]). Били кнутом воевод, нарушивших инструкции, данныя при отправлении на должность (П. С. 3.: 3291 ук., 1719 г), нищих, просящих милостыню по местам, по миру в Москве (Доклады Правительствующаго Сената, т. I, № 203); к этому наказанию приговаривали также людей, бьющих скот в неуказанном месте (Тимофеев: стр. 158) и т. д.
В 1712 г. виновным в убийстве начальника Камчатки Атласова — Григория Шибана и Андрея Петровых учинили такое наказание: «клали на плаху», затем сняли, и великий государь пожаловал их: «для их прежних служб смертью казнить не велел, а показнили у них 2 малых пальца у левых рук и на козле они биты кнутом, и в проводку по улицам вожены» (Отписка Камчатскаго приказчика Василия Колосова в июне 1713 г. Пам. Сиб. Ист. I № 123).
К 20 годам ХVIII-го столетия в России коренным образом переменился взгляд на публичную торговую казнь. Исчезло безразличное отношение к этому наказанию: — на него стали смотреть, как на нечто позорное, лишающее чести провинившагося. Сначала позорность подобных экзекуций признавалась только для военных. Об этом ясно говорить указ 1745 г.: «кто кнутом не сечен, годных написать в Астраханский гарнизон, а которые к службе не годны или кнутом сечены возвращать помещикам или записать в подушный оклад, где они жить пожелают» (Тямофеев). Еще раньше, при Анне Иоанновне постановили, что, кто скажет донос по первым двум пунктам в пьяном виде, тех писать в солдаты и бить плетьми, а кто не годен итти в солдаты, тех бить кнутом (П. С. 3. № 5528). Следовательно, это наказание лишало возможности поступить на военную службу. С течением времени такое отношение к торговой казни прочно укрепилосъ. Постепенно и другия телесныя наказания стали считаться позорными.
После отмены смертной казни (1753 г.) наказание кнутом с вырезыванием ноздрей и вечной ссылкой стало самой тяжкой уголовной карой для преступников. Оно налагалось за все преступления, за которыя раньше следовала казнь, при этом оно сопровождалось определенным обрядом: наказываемаго взводили на эшафот клали его голову на плаху, потом били кнутом, накладывали клеймо и только после этого ссылали в вечную каторгу. За менее важные проступки назначали кнут, без обряда смертной казни, с каторжными работами на урочное время.
С начала ХVIII-го в. Петр ввел у нас немецкие шпицрутены — гибкие прутья, длиной около сажени и несколько меньше вершка в диаметре (Такой образец шпицрутенов был прислан из Петербурга в 1831 г. для наказания военных поселян, см. А. А. Серяков: „Моя трудовая жизнь". Рус. Стар. 1876 г. т. 141, ст. 160). Процедура наказания этим орудием была крайне жестокая. Разставляли два длинных ряда солдат и каждому давали в руки шпицрутен. Осужденному обнажали спину до пояса, привязывали его руки к ружью, повернутому к нему штыком, и за это ружье водили его по рядам. Удары сыпались на него справа и слева, бежать от них он не мог: острый штык заставлял его медленно шествовать; — трещал барабан, стонал и просил пощады несчастный.
В законах шпицрутены впервые упоминаются в 1701 г., в Кратком Артикуле. В 1712 г. сенат предписал беглым рекрутам чинить наказание по артикулу шпицрутенами. До 20-х годов они были мало распространены. Но уже Воинский Артикул Петра назначал их за самыя разнообразныя преступления. Так, шпицрутены полагались: за различныя воинския преступления (В. Ар. гл. II, ар. 37; гл. VI, ар. 59; гл. ХII, ар. 95; гk. ХVII, ар. 133), за чернокнижество, чародейство и идолопоклонство, если при этом виновный никому не причинил никакаго вреда или вступил в обязательство с сатаной (Воинск. Ар. гл. I, ар. 1.), за поношение Матери Божьей и Святых во второй раз, но по легкомыслию (Воинск. Ар. гл. II, ар. 6), за прелюбодеяние (Воинск. Ар. гл. X, ар. 170) и многое другое.
Истязание шпицрутенами, по силе и жестокости, не уступало кнуту; но оно не лишало преступника его добраго имени, его чести. В то время, как после торговой казни, солдат не мог продолжать свою службу, считаясь на век опозоренным, — наказание шпицрутенами оставляло за ним все права. Вот что говорит об этом указ 1721 г.: «которые офицеры... и рядовые приговорены будут на каторгу в вечную работу съ наказанием, тех бить кнутом, а которые на урочные годы, тех гонять шпицрутеном, а кнутом не бить... для того, что ежели, по прошествии урочных лет, они освободятся, то за таким пороком, что были в катских руках невозможно их в прежнюю употреблять службу». Немного позже, в царствование Елизаветы, в 1751 г. солдатам за корчемство вместо кнута назначали шпицрутены, «дабы они будучи на службе; могли те свои вины заслужить» (П. С. 3. 9912 г. 1751), гласит указ. Еще определеннее говорит постановление 1757 г., в котором генеральным учреждением о рекрутских наборах приказано приказчиков и старост за отдачу в рекруты чужого крестьянина «гонять жестоко шпицрутенами и определять в С.-Петербургский гарнизон в солдаты вечно, негодных бив кнутом и вырезав ноздри ссылать в Охотск» (П. С. 3. 10786 г. 1757, 1, 6, 8).
Менее болезненным, чем шпицрутены, считалось наказание кошками и линьками, введенными Петром Великим для флота.
Кошки — четырехвостныя плети с узелками на концах. Впервые в законах оне встречаются в 1720 г., в Морскомъ Уставе (В этом памятнике кошки назначались за многия преступления вместо шпицрутенов. М. Пыляев и В. Короленко считают, что кошки — кнуты с железными лапами. (М. Пыляев: Застенок, пытки и палачи". Труд 1890. I, В. Короленко: „Русская пытка", Русское богатство 1912, I). Это определение совершенно неверно.). Скоро это наказание у нас очень распространилось; кошками стали бить не только в одном флоте: — так, с 1724 г. ими наказывали извозчиков, когда они ездили на невзнузданных лошадях, с 1725 г. нечестных продавцов хлеба и скупщиков, мешавших приобретать товары для домовых нужд (П. С.-З. 4634 г. 1725); с 1789 г. — торговцев овощами и фруктами на улице, так как эта привилегия давалась исключительно женщинам и детям (II. С. 3. 7825 г. 1739).
Стали наказывать кошками, при Анне Иоанновне, и проституток. Во времена Московской Руси и при Петре проституцию преследовали у нас батогами и кнутом. Со времен-же Анны Иоанновны закон несколько мягче стал относиться к падшим женщинам. Один из указов ея царствования гласил в отношении проституток следующее: «сенату известно учинилось, что во многих вольных домах чинятся многие непорядки, а особливо многие вольнодумцы содержат непотребных женок и девок, что весьма противно христианскому благочестивому закону, того ради смотреть ежели где такия непотребныя женки и девки окажутся, тех высечь кошками и из тех домов их выбить вон» (С. О. Шашков: „История русской женщины" стр. 871).
Кошками били еще укрывателей беглых и всевозможных преступников в Тайной Канцелярии и полиции. По Елизаветинскому указу 1754 г. предписано ими бить и за нарушение постановлений о чистоте в адмиралтействе. Кошками наказали в 1754 г. крепостныхъ майора Евреинова, которые помогали своему барину выкрасть девку для блуда (Тимофеев: „История телесных наказаний в русском праве", стр. 202).
Линьки представляли собой простые куски каната с узлами. Это наказание не вышло за пределы флота; оно применялось, почти всецело, к матросам за диспиплинарныя провинности.
Кроме этих орудий, в начале; XVIII ст. по прежнему наказывали батогами. Но уж к этой эпохе они стали понемногу вымирать и вытесняться плетьми (Петр В. отменил правеж. Вновь на короткое время его возставовил Бирон и, наконец, совершенно уничтожила его Елизавета). Во времена Петра В. батогами били за нарушение прсдписаний полиции. В инструкции Обер-Полицеймейстеру Грекову от 9 Июля 1722 г. ими предписали наказывать «знатных домов управителей за топку печей летом в неуказанное время» (Дозволялось топить всего два раза в неделю), если они нарушали этот указ в четвертый раз, «всякаго звания людей, кто будет сор и всякий помет на реку возить и метать», и ослушников, продающих харчи без соблюдения чистоты, не в указанном, платье (П. С. 3. VI, № 4047). Били батогами недорослей за неявку на смотр (Док. и пр. Сената III, 2, № 1010), рекрутов за бегство (Там-же II, I, № 163), и государственных преступников. Помещика Харламова, напр., били батогами за его дерзкия слова: «в Санк-Петербурге и Государь врет» (Семевский: „Слово и дело при Петре в ХVIII веке"). По указу 1782 г., «для многолетняго Ея Императорскаго Величества здравия, учинить наказание не по уложению, а просто бить батогами» помещика Бобнева за двойную продажу имения. Такую милость Бобневу оказали по причине его старости (П. С. 3. № 6073). Били батогами вместо кнута и надсмотрщиков крепостных дел (П. С. 3. № 5594).
Иногда это наказание употреблялось вместо штрафа. Так, в 1738 г. приказано было продавать сало, медь, масло, смолу и другие товары в тонких бочках и кадках. Если кто не исполнял этого правила, с того брали штрафъ — 1 рубль, а кому нечем было платить, наказывали на торговых местах нещадно батожьемъ (П С. 3. № 6298).
При Елизавете, в проекте Уложения 1754 г. батоги определили за кровосмешение в дальней степени родства, а также за прелюбодеяние и за блудодеяние, учиненное подлыми людьми (Проекты 1754 г. 48, 4250).
Плети в ХVII-м веке служили для расправы лишь в семейном быту и среди духовенства. Впервые въ государственных законах мы их находим с 1696 г.: в Преображенском князь Горчаков вместо кнута бит плетью (Желябужский: Записки, стр. 47). С этих пор постановление «бить плетьми» часто попадается. Понемногу оне заменили батоги и отчасти кнут.
Плетьми наказывали за преступления «Государева слова и дела», за лихоимство, за укрывательство беглых (П. С. 3. 8926. г. 1744) и другия. За непомерное возвышение торговых припасов приказано: «сечь в лесных и прочих рядах при собрании старейших людей плетьми нещадно» (П. С. 3. 10023 г. 1762). В 1708 г. били плетьми нещадно рыбака, виновнаго в волшебстве (Есипов: „Колдовство в древней России". Древн. и Нов. Россия 1878 г. т. 3-й). В 1780 г. Семен Сорокин в донесении сенату сделал описку; вместо слов: «блаженныя и вечно достойныя памяти Петр Первый» написал «Перт Первый». Хотя он объяснил, что написал так по недосмотру, сенат, тем не менее, постановил избить его плетьми (А. Безродный. Р. Старина 1896 г.). Один солдат как-то разсказывал другому, что он был на карауле во дворце накануне восшествия на престол Елизаветы Петровны. И вот она вышла на крыльцо и пела песню «ох житье мое, житье бедное». На эти слова товарища другой солдат возразил: «что вы смотрите? баба, бабье и поет». Подслушали, донесли и высекли солдат нещадно плетьми (Есипов: „Государево слово и дело". Древняя и Новая Россия 1880 г). В проекте Уложения 1754 г. плети назначались за важнейшия провинности, как-то: за ложное слово и дело, за убийство, за неискусное писание царских портретов и др.
Появились в законах и розги. По Воинскому и Морскому Уставу это наказание назначали только младенцам до 15-ти лет «дабы заранее от всего отучить».
К сравнительно легким телесным наказаниям принадлежали в начале ХVIII-го в. введенные Петром хождение по кольям или сажание на коня и ношение, перед строем мушкетов, пик, карабинов и седел. В Воинских Процессах они причислены к обыкновенным телесным наказаниям и упоминаются на ряду с заключением, питанием хлебом, и водой, батогами и т. д. Хождение по кольям служило наказанием преимущественно для штрафных солдат; в Петропавловской крепости с этой целью была поставлена деревянная лошадь с острою спиной, причем рядом были воткнуты спицы и помещался столб с цепью; — преступников приковывали к цепи и ставили на спицы или сажали на спину лошади (См. отдел „История пытки").
Этим еще не исчерпываются телесныя наказания по Петровским законам. Часто назначали просто «наказать на теле», «учинить жестокое наказание». Под этими терминами подразумевались тот-же кнут, шпицрутены или другия орудия, выбираемыя по усмотрению исполнителя правосудия.
Не ограничиваясь одними физическими страдашями, законодатели, начиная съ ХУШ-го столетия стремились еще нравственно опозорить преступников. По постановлениям Петра, если кто кого ударить по щеке, должен был подвергнуться перед всей ротой заоплеушением палачомъ, т.е. ударом профоса по щеке (В. Арт. гл. XVII ст. 145). За ложную божбу в сердцах, из ревности служебной (В. Арт. гл. II ст. 7), за ложную божбу с умыслом или в пьяном виде (В. Арт. гл. II ст. 8), рядовому за неявку в первый и второй раз на богослужение (В. Арт. гл. II ст. 10) полагалось перед полком носить пики, карабины и мушкеты. Непотребных женщин, пойманных в полку, палач раздевал и выгонял нагими на улицу. «Никакия блудницы при полках терпимы не будут, но ежели оныя найдутся, имеют оныя без разсмотрения особ чрез профоса раздеты и явно выгнаны быть» (Воинск. Ар. XX ст. 175). Будь это простая мещанка или какая-нибудь случайно согрешившая важная дама, — для законодателя было безразлично,—онъ всехъ обрекалъ одинаковому позору.
Тела самоубийц полагалось выдавать палачу, который протаскивал их за ноги в безчестное место для погребения (Учебник уголовнаго права Бернера, перевод Неклюдова).
С этого-же времени большую популярность в нашей карательной системе получило клеймение преступников. Со времени Петра Великаго обычно клеймили всех подвергавшихся торговой казни и ссылавшихся на каторгу. С 1703 г. так наказывали воров и разбойников, не совершивших убийств. Небывало-строгий закон, назначавший за порубку леса смертную казнь, был отменен в 1720 г., и вместо нея за это преступление установили пятнать и ссылать на век в каторжныя работы (П. С. 3. № 3509 г. 1720). В 1746 г. указ назначал клеймить всех воров, разбойников и других уголовных преступников, чтобы они «от прочих добрых людей были отличны, и когда... учинят утечку... таковых к поимке чрез то клеймение удобный способ быть может» (П. С. 3. № 9293 г. 1746). При отмене смертной казни в 1758 г. самых тяжких преступников стали бить кнутом, ссылать на век в Сибирь и пятнать (П. С. 3. № 10086 г. 1753).
Изменилась и форма клейма при Петре. Некоторое время в конце XVII-го и начале ХVIII-го стол. «орлили» преступников, т. е. накладывали знак орла. Корб разсказывает, что запорожские казаки имели на щеках выжженнаго орла. Но эта печать не удержалась. Мы видим, что в 1705 г. опять стали ставить букву «В». С 1746 г. вытесняли четыре буквы В. О. Р. Ъ, а с 1754 г. накладывали на лбу «В», на щеках «О» и «Р».
В начале ХVIII-го в. больше не клеймили раскаленным железом. К пластинкам приделывали стальныя иглы; при наложении знаков палач ударял по пластинке, иглы вонзались в тело преступника, и, чтобы ранка осталась на всю жизнь, ее натирали порохом.
В Петровския времена в Петербурге обычным местом казней и расправ с осужденными были Троицкая или Сенатская площадь. При Бироне наказывали на Петербургской стороне, на площади у Сытнаго рынка. Истязали, впрочем, в разных местах, напр., в Петербурге экзекуции иногда совершались на площади Двенадцати коллегий (Теперь Университет) и у Знаменья.
Как мы видели, телесныя наказания в русском праве к началу ХVIII-го века необычайно умножились. Их назначали теперь не только за важныя преступления, но и за все проступки вообще, не жалея ни живого, ни мертваго. Даже в тех случаях, когда назначалась преступнику смертная казнь, эта последняя не исключала какого-либо предварительнаго или последующаго телеснаго истязания или надругательства; напр. за богохульство полагалось сначала прожечь язык, за покушение на самоубийство или убийство на дуэли тела казненных волочили за ноги в безчестное место и пр.
Наконец количество телесных наказаний по русским законам увеличивалось еще фактически самоличной расправой властьимущих с теми, кого они признавали виновными. Высшие сановники, как и державные владыки, не гнушались иногда прибегать к такому усугублению и без того строгих порядков. У князя Меньшикова, напр., служил на побегушках Девьер (Впоследствии занимавший должность Петербургскаго генерал-полицеймейстера). Встав на ноги и достигнув чина поручика, он вздумал домогаться у князя руки его сестры. Но тот, вместо ответа, велел высечь зазнавагося жениха. (Письма, выписки из писем С.-Петербургскаго генерал-полицеймейстера Девьера к кн. Меньшикову. Рус. Архив 1865 г).
Петр Великий.
Подобныя расправы совершались на каждом шагу в то время. Известна коллекция дубинок Петра Великаго, которыми он часто наказывал даже самих сановников.
Не раз испытал на себе и князь Меньшиков тяжелую руку монарха. Однажды за то, что Меньшиков посмел танцевать в сабле, Петр, так сильно ударил своего любимца, что у него брызнула кровь (Корб стр. 102). В другой раз он его бил по лицу, пока тот не упал замертво (Корб стр. 173); Лефорта за несвоевременный совет царь оттолкнул от себя кулаком (Корб, стр. 105); его-же Петр бросил на пол и топтал ногами (Корб, стр. 92). Он дал пощечину одному боярину, который посмел лишь посоветовать в отсутствии Петра оставить управлять в Москве Шереметева (Корб, стр. 151). Случалось, что в гневе царь забивал на смерть непокорных. Поплатился, напр., жизнью придворный служитель, не успевший снять перед монархом шляпы: — его хватила по голове знаменитая дубинка (Н. А. Попов: „Татищев и его время" стр. 541). Та же участь постигла одного солдата за кражу куска меди в горевшей церкви (Собр. Ист. О-ва, стр. 339).
Монарху повидимому доставляло иногда особое удовольствие самому разделываться со своими врагами! Так, если верить Корбу, он собственноручно казнил 80 стрельцов, заставив боярина Плетнева держать при этом преступников за волосы (Корб, стр. 143). Хладнокровно разделался великий преобразователь и со своим сыном, сам присутствуя и допрашивая его во время пыток в Трубецком бастионе (О деле Царевича Алексея см. подробно статью „Ист. пытки").
Ни жалости, ни сострадания не знал этот суровый человек! — Женщин при нем секли наравне с мужчинами. Приревновав свою любовницу, дочь сенатора, юстиц коллегии президента, графа Андрея Артамонова Матвеева, Петр прибил ее на чердаке в Екатерингофе и, против воли родителей, выдал замуж за Румянцева („Статс-дамы и фрейлины русскаго двора в ХVIII ст.". Р. Стар. 1840, II). Жестоко высекли публично кнутом и одну знатную даму из фамилии Троекуровых, замешанную в заговоре царевича Алексея (Устрялов: „История Петра Великаго", т. 6-й). По этому же делу дочь стараго князя Прозоровскаго, супругу князя Голицына, разложили па пыточном, дворе в Преображенском, обнажили ей спину, окружили сотней солдат и очень больно избили батогами (Там-же). Без всякаго суда, по одному приказу Монарха, не мало знатных красавиц подверглось тяжелому позору и сечению. Императрица сильно благоволила, к некоему Монсу; подозревали даже между ними черезчур близкия отношения. Монса арестовали и отрубили ему голову. Сестру-же Монса, генеральшу Балк, заподозренную в помощи брату, привели на Сенатскую площадь, в Петербурге, обнажили и ударили 4 раза кнутом (Дневник камер-юнкера Берхгольца).
Не поцеремонился Петр и с самой красивой и привлекательной женщиной при дворе — фрейлиной Марией Гамильтон. Несомненно, Петр наделял ее милостями; весьма вероятно, что между ними существовала и связь; но... Гамильтон сошлась с императорским деньщиком Орловым.
Нужно заметить, что в то время деньщики при дворе были очень влиятельные люди. Их набирали из незнатных, но красивых и видных дворян. Они исправляли самыя различный обязанности: должны были служить при столе Государя, иногда исполняли важныя поручения, производили следствие, исполняли роль палачей, секли палками сенаторов и знатных вельмож, а также разведывали о действиях генерал-губернаторов и военных начальников. Однако и сами они не избегали тяжелой дубинки монарха, как это видно, напр, из случая с однажды провинившимся в чем то кумом и деньщиком Петра 1-го Афанасием Даниловичем Татищевым, котораго было приказано нещадно отодрать батожьем перед окнами дворца. Все было готово для экзекуции, но Татищев вздумал избавиться от порки и, когда из дворца выбежал на двор кабинетский секретарь Замятин, деныцик схватил его и закричал: «куда ты засунулся, Государь тебя уже несколько раз спрашивал и крайне гневается; я ищу тебя, ступай скорей». Замятина привели. Случилось так, что Петр был очень занят; он едва выглянул в окно и закричал «раздевать». Служители стояли в недоумении; но не посмели ослушаться и принялись сечь секретаря. Государь торопился. Он вскоре закричал «полно», не разглядев ошибки. Татищев, зная, что рано пли поздно вес откроется, обратился к Екатерине, прося защиты. «Ведь Государь узнает, он разсечет тебя», сказала та в ужасе, но все-таки обещала свое ходатайство. И действительно, в удобную минуту уладила дело.
И так, деньщики при дворе в то время имели большую власть, и для знатной дамы было не унизительно сойтись с таким человеком, тем более, если он был молод, красив и был страстным любовником. У Гамильтон родился от Орлова ребенок. Она его умертвила и при помощи служанки скрыла следы преступления. Но при дворе стали ходить разные слухи. Орлов много раз допрашивал свою любовницу. Она всякий раз отнекивалась, приписывая нездоровье менструациям. Совершенно неожиданно все дело выплыло наружу.
У Царя пропала важная бумага; он заподозрил Орлова, призвал его к себе и стал допрашивать. Скоро выяснилась его совершенная невинность, но зато открылась сто связь с фрейлиной Гамильтон. Пошли разспросы и пытки. По подозрению в убийстве младенца и краже у императрицы драгоценностей Марию арестовали и пытали два раза. Сам царь допрашивал свою бывшую любовницу. По существовавшим законам, ее следовало обезглавить. Казнь была назначена на Троицкой площади. Гамильтон, ожидая помилованья, нарядилась в белое шелковое платье с черными лентами. Когда явился Император, она бросилась умолять его о пощаде; но тот шепнул что то палачу, отвернулся, и голова преступницы скатилась на землю. Петр поднял ее, поцеловал, перекрестился и уехал. Голова эта положена была в спирт и долго сохранялась в академии наук („Фрейлина Мария Гамильтон", М. Семевсюй, Современник 1860 г. 9). Так расправлялся монарх с бывшими любовницами.
Порой, ряди оригинальности или для забавы, великий преобразователь придумывал удивительно странныя наказания. Он выдал насильно замуж одну девушку за своего деньщика. Та все уклонялась от ласк нелюбимаго мужа под предлогом, что у нея болят зубы. Петр узнал об этом. «У тебя болит зуб?» обратился он к женщине, — «давай я его вылечу», и вытащил ей совершенно здоровый зуб (Либрович: „Петр Великий и женщины").
В дни великих празднеств все обязаны были напиваться, ослушников тащили в сенат и насильно поили почти до потери сознания (Бсрхгольц: I. стр. 212—213).
Вообще Петр не переносил никакого противоречия ни в чем. Он любил насиловать волю своих приближенных и не стеснялся доставлять им разнообразныя физическия и нравственныя муки. Так, после жестокой расправы над Гагариным, он пригласил на празднество всех его родственников, и те обязаны были придти под страхом суроваго наказания (Берхгольц: I, стр. 144).
Монарха бесило, когда его приближенные смели выражать свои вкусы и желания. И вот, сановнику, который не терпел уксуса, он приказал однажды влить в рот целый флакон этой жидкости (Валишевский: „Петр Великий"). Старый Головин ни за что не хотел рядиться в шуты и мазаться сажей; его раздали до нага, преобразили в демона и поставили на невский лед (Семевский: „Слово и дело при Петр в XVIII веке” стр 199 прим. первое). Другие, питавшие отвращение и страх перед покойниками, должны были ходить в анатомический театр и разрывать зубами мускулы трупов (Пекарский: „Наука и Литература", стр. 9, 10).
Несмотря, однако, на жестокия издевательства над людьми, Петра I-го вряд ли можно назвать садистом, подобным Иоанну Грозному. Правда, расправы Великаго Преобразователя ужасны, его забавы подчас отвратительны и циничны, но таков был век, таковы были нравы. «Петр усвоил себе манеру одеваться, питаться, развлекаться как он считал наиболее подходящим ему, которая уже тем самым, что была подходяща ему, должна была быть подходяща всем. Это был его способ толкования, его самодержавная власть и его роль реформатора. Уксус для него часть государственных законов, и тот, кто... отказывался от этой приправы, или как другие от сыра, устриц, прованскаго масла, того Петр никогда не опускал случая напичкать этим» (Валишевский: „Петр Великий", стр. 78—79).
Правда, он не церемонился с женщинами, собственноручно истязал своих бывших любовниц, приказывал их сечь плетьми, батогами, кошками. Но едва-ли Петр наслаждался при этом. Пожалуй он мстил красавицам за измену, утолял свою ревность, или просто карал и исправлял на свой лад. Император был слишком грубой и здоровой натурой, он слишком был погружен в свои дела, чтобы предаваться утонченным эмоциям садистов.
Ужасен поступок его с царевичем. Но и тут безпощадный реформатор действовал просто, убежденно затушив в себе все отцовския чувства, как лишнюю сантиментальность. Он всюду только мстил своим врагам и искоренял смуту, быт может поневоле являя современникам лик кровожадной свирепости. Это была своего рода политика: чтобы другим неповадно было... | |
