Постсоветские антирелигиозные фильмыЭто проповедь священного безумия, блаженного юродства. Женщина, «сорок лет» пролежавшая на земле; парень-инвалид, давший обет не сойти с места до прихода Царства Небесного; старьевщик, собирающий одежду мертвых; горбатая старуха, хранящая в коробе голову своего палача-любовника; старик, собирающий кучу мусора, чтобы она росла и росла до неба. Все они, «идейно» нищенствующие, добровольно или же волей судьбы отрезали себя от того, что Аристакисян называет «системой» (вкладывая в это слово смысл не политический, а метафизический).
Апология нищеты, нищета как путь, своеобразная дорога бытия. Нищенство — это, прежде всего, свобода. Не «внешняя свобода бродяжничества, но свобода подлинная, глубинная, — свобода духа» (Андрей Хржановский, ИК, 1994, № 3). Эта свобода от мира порождает особое зрение, особое видение, присущее слепым, которым Бог открывает мир словно очищенным от суеты.
В фильме — либо по техническим причинам, либо предумышленно — почти нет фонограммы, кроме закадрового текста. Герой (исповедующийся? проповедующий?), голос которого мы слышим, обращается к своему не рожденному сыну. И в качестве пути спасения отец предлагает сыну как бы «сойти с ума»: «желаю тебе стать нищим, потому что я люблю тебя», «вооружись нищетой и нападай на систему первым»…
«Каждый живет в своем мире, в своих фантазиях, комплексах, в своем аду и раю одновременно. Мы весьма относительно живем в реальности, в обществе, среди людей. Просто мы договорились не ходить на красный свет, не бить друг друга без причины по голове. О каких-то вещах мы договорились, и то с трудом. Но большей частью своего существа люди живут не в этой реальности. Человек умирает, и ничего вокруг него не меняется, потому что он живет в другом, не в этом мире» - видение, высказанное режиссером в одном из интервью.
Несмотря на обилие религиозных метафор, повествование в Ладонях аскетично и лишено навязчивого символизма. Пространство фильма формируется повторяющимися план-эпизодами, снятыми в едином монотонном ритме. Фотографический черно-белый континуум прерывается затемнением, погружением экрана в абсолютную черноту, символизирующую состояние неродившегося человека.
Кажется, в фильме всего два изобразительных символа — руки-ладони (знак милостыни, обращения за благодатью) и голуби — символ благой вести и чистоты. Фильм с одержимостью пропагандирует стремление к духовной чистоте и целомудрии (призыв «любить глазами»). Наравне с «холодным наращиванием повседневности» ( ©Пол Шредер - американский кинорежиссёр, сценарист, теоретик кино) создают то ощущение незримого «иного», которое Шредер связывает с эффектом «трансцендентального стиля» — стиля, по его мнению, нацеленного на установление контакта зрителя не с экранным действием самим по себе, а с трансцендентной основой бытия.
Удивительно, и все же: Аристакисяну удается удивлять аудиторию героями и фактурами .
Сам режиссер уточняет: «Я снимал не столько нищих, сколько образ нищеты (…). Для меня произведение искусства — это жизнь и отсвет боли, а Свет — возлюбленный нашей боли. Человек состоит из Света и боли. И кино — это их любовная игра» (ИК, 1994, № 3). И поэтому десять новелл о жизни и любви современных отверженных — не только хроника, но и утопия. Репрезентация «параллельного мира» — как бы несуществующего, ибо принципиально никем не замечаемого. В сущности, очередная попытка поисков «иного царства».
Защита вгиковского диплома Артура Аристакисяна произошла прямо на просмотре в Белом зале Союза кинематографистов. Среди своих героев, кишиневских нищих, режиссер провел не один год, начав снимать ручной камерой еще до поступления во ВГИК. Этот жанр в западной традиции называют Docudrama — документальный фильм с авторским сюжетом, не привнесенным, а открытым в самой жизни.
«Они настолько свободны, что могут
обойтись и без свободы.
Они — нищие духом, и это значит,
что им не обязателен и дух».
Пресса назвала Аристакисяна едва ли не самым «трудным» человеком в отечественном кино.
Ладони стали сенсацией на десятке фестивалей кряду, год за годом собирая престижные награды, включая «Нику» за лучший неигровой фильм. Недолгое время режиссер был любимцем кинопрессы и фестивальной тусовки, которой импонировал его имидж отвязного хиппи, вызывающий ностальгические воспоминания о запретных плодах советской молодости.
Фрагмент из фильма:
Награды и премии:
1993 — Ника.
Победитель в категориях:
Лучший документальный фильм.
Интервью с А.Аристакисяном:
На мой взгляд, "Ладони" - очень неоднозначное кино. Местами смотреть его трудно и мучительно. И все же это кино не простое, завораживающее своей откровенностью и в то же время - уникальной индивидуальностью. При первом просмотре видела я все, слышала многое, но услашала лишь малую часть. Картина требует последовательного и тщательного внимания к вербальной части. Несмотря на всю сложность зрительного восприятия, я считаю, что фильм заслуживает внимания. В монологе к не родившемуся сыну встречаются порой просто удивительные вещи. Я осознанно не хочу приводить примеры. Так как вырванные из контекста фразы мало что могут сказать. Целостность будет нарушена.
Если вы дочитали до этого места, то думаю есть смысл ознакомится с произведением Аристакисяна.
«Это не документальный фильм. Это — реальность
художественного воздействия, и ничего больше».
При написании данного текста я использовала статью Елены Грачевой и Нины Цыркун, опубликованную в "Новейшей истории отечественного кино". 1986-2000. Кино и контекст. Т. VI. СПб, Сеанс, 2004